Вадим Розин - Эзотерический мир. Семантика сакрального текста

Натуры, подобные Н. Бердяеву и Кришнамурти, призывают «жить в свободе», жить, «ни на что не опираясь», сделать «героическое усилие». Безусловно, они безжалостно встряхивают уснувшую на ходу «клячу истории», однако уместно спросить, кто еще, кроме них самих, может так жить? Кому на самом деле нужна свобода, истина, творчество? Может быть, в нормальной культуре (в условиях уравновешенной жизни) и свобода, и истина, и творчество — только идеалы, без которых, конечно, нельзя, но которые никогда (или почти никогда) не имеют места в реальности? Правда, нужно отметить, что в наше время самые разные люди все чаще начинают задумываться. В повести Надежды Кожевниковой «Елена Прекрасная» одна из героинь ведет с подругой детства такой разговор: «. Словом, может, это и истинные доблести, к которым я тебя призываю, но в том штука, что без них разваливается человек. Вот тут абсолютно убеждена. Дело, работа, желание о себе заявить, себя обнаружить и все связанные с этим потуги, постоянные, каждодневные… Но понимаешь, временами я путаюсь. Быть может, от усталости вдруг так пронзительно, как в детстве, обрыв чувствую, край. Шарик наш земной начинает казаться маленьким, легким, а жизнь собственная пушинкой. А может, осеняет, иные какие есть ценности, иные ориентиры? Добродетели, которым служишь, — а вдруг они мираж? Вдруг их для того только выдумали, чтобы у тебя отнять свободу? Понимаешь, совсем особую, о которой люди и представление потеряли?».

Кришнамурти не ограничивается простой констатацией культурной обусловленности человека, он утверждает, что подобная обусловленность есть механизм психологической защиты человека, способ сохранения его константности, позиции в обществе. Обусловленность ведет к тому, что «Я» человека отождествляется с чем-то вне человека — с ценностью, традицией, Богом. Важную роль при этом играет представление о времени (прошлом, настоящем, будущем). Перенося прошлое в настоящее и будущее, говорит Кришнамурти, человек разрушает и настоящее и свою жизнь.

«Переносить прошлое в настоящее, выражать движение настоящего с помощью слов, взятых из прошлого, это значит разрушить живую красоту настоящего… Мозг хранит память о вчерашнем дне, а это и есть традиция: он боится потерять ее, так как неспособен встретить новое лицом к лицу. Традиция становится оплотом нашей безопасности…

Разве все движение сознания не приводит к изоляции, к страху, к этой непрекращающейся борьбе за то, чтобы отличаться от других? Все это является частью желания самоосуществления, желания отождествить себя с чем-либо или утвердить себя в том, что вы есть…

Вы говорите — «мне хотелось бы жить в этом состоянии счастья, которое я пережила». Вы превращаете прошлое в некую актуальность настоящего и боитесь утерять его завтра. Вы построили цепь длительности, корни которой лежат в пепле вчерашнего дня. Ничто не может расцвести на пепле, а мысль — это пепел».

Для обычного сознания все, что говорит Кришнамурти, верно, только выводы должны быть прямо противоположные. Да, мы переносим прошлое в настоящее и будущее, да, стремимся к самоосуществлению, да, придерживаемся традиций, да, хотим быть похожими на других, но почему? Потому что устойчивость и безопасность — основа жизни, а новизна и свобода (вкупе с истиной и творчеством) — угроза и разрушение этой основы. Человек с обычным сознанием скажет, что нужно быть беспочвенным мечтателем, абсолютно не знать жизнь, чтобы отрицать традиции, время, прошлое. Один из героев рассказа «Ты взвешен на весах» Даниила Гранина на вопрос «А зачем фотографируете?» отвечает: «Исчезает все. Страшно». Действительно, человек перестает чувствовать почву под ногами, ему становится страшно, если исчезает прошлое, устойчивость, безопасность. Да, несомненно, в современной культуре человек стремится к устойчивости, безопасности, самоосуществлению, даже свобода и творчество понимаются им в том же ключе (как нормальная, безопасная жизнедеятельность). Мы не замечаем, что с самого детства формируемся под давлением этих фундаментальных констант. Нам кажется естественным, что наше «Я» устойчиво живет во времени: принадлежало маленькому ребенку, затем подростку, юноше, принадлежит взрослому человеку и будет еще принадлежать нам в пожилом и старческом возрасте. Мы уверены, что безопасность — это неотъемлемое качество цивилизованного человечества. Мы делим мир на «Я» и «не Я» и считаем, что именно «Я» — основа нашей жизни. Однако люди других культур вряд ли поняли бы нас. Например, человек архаического общества не считал свое «Я» источником жизни, поскольку жизнь дает род или боги. Опасность такой человек воспринимал как естественный, обычный фон своей жизни, а время жизни чувствовал весьма приблизительно, слабо. В средневековой культуре существенно различались три состояния «Я» человека — детство, зрелость, старость: в детстве человек еще с богом, в зрелом возрасте далек от него, состарившись же, снова входит в его орбиту (но уже отягощенный грехами). Фактически, средневековый человек не мог отождествить эти три состояния своего «Я», как это, не задумываясь, делает современный человек.