Ральф Эмерсон - Нравственная философия

Ральф Уолдо Эмерсон — американец, уроженец Массачусетса. Он был некоторое время пастором унитаров, но, разойдясь с ними в убеждениях, посвятил себя другой духовной деятельности: издавал газету «The Dial» («Циферблат»); еще в 1844 г. писал «Об освобождении негров», читал в Бостоне лекции «О современном направлении», а в Англии — «Представители человечества», составляющие вторую книгу нашего издания. Поселившись окончательно в своем загородном доме, близ Конкорда, он живет, как истинный мудрец; своеобычно, но не странно: пишет, печатает, много гуляет в одиночестве;по окрестностям, занимается всем, следит за современными вопросами и является, в случае надобности, на кафедры Бостона и на совещания.

Америка обязана ему значительным улучшением образа мыслей и нравов. Он пользуется не только всеобщим уважением, но и благоговейным почтением; путешественники ездят к нему на поклонение. Его личность, величественная, спокойная и необыкновенно прекрасная, Соответствует духу его произведений. Сам он предпочитает уединение, небольшой круг друзей и глубокую внутреннюю жизнь. Он часто выражается так: «Я встречал в клубе человека и не даровитого и не ученого, недавно я дошел до того убеждения, что проповедник говорил речь о… меня зовут на собрание филантропов…» Из таких простых данных творческая его мысль созидает здания: редкого великолепия, изрекает истины мировые, всеобъемлющие и притом общедоступные.

При появлении его «Опытов», приверженцы провозгласили его Пророком времен лучших и сожалели, что его влияние не распространилось мгновенно: «Он намного выше своих сограждан, своего времени, и не может быть понят тотчас и вполне; однако мысли его прорезывают глубокий след, и круг его почитателей расширяется с каждым годом. Влияние его в будущем несомненно». С тех пор, как это было произнесено, вы найдете творения американского мудреца в руках людей всех возрастов и полов, почти в каждом доме Бостона, Нью-Йорка, Филадельфии и, кроме городов, даже в отдаленных, недостроенных хижинах поселенцев Нового Света. До нас они еще не дошли. Европа едва о них знает. Я обязана одной редкой любительнице хороших книг и частой посетительнице «столицы мира» моим знакомством с «Опытами», которые я перевела, чтобы полнее усвоить их себе на родном языке. Это было давно; не помню даже, переведено ли мною все целиком. Знаю только, что я выпустила две главы: «История» и «Искусство». Изучение этой книги сделало меня окончательно последовательницею Эмерсона. Я уже была на полпути к тому по вызову «Представителей человечества», которые я нашла тоже давно и только за границею, случайно, в одной библиотеке для чтения. Понять их — признаюсь — мне стоило много труда и времени. Истины Эмерсона до того истинны, что, поминутно пристыжая вашу недогадливость и несмышленость, они потрясают нас будто учащенными электрическими ударами. Сверх того, он так щедро рассыпает сокровищницу своих животворных; всеобновляюших вдохновений, что при первом чтении с некоторою острасткою спрашиваешь себя: что это? Ересь? Мятеж? Новая закваска для новых и без того невыносимых брожений? Между тем молнии его мыслей ощутимо проникают в вашу голову, будят ум от застоя и увлекают его поближе подойти к этому вешателю нового слова.

Эмерсон по самой своей природе стоит поодаль от избитых дорог и утвердившихся систем; его место — у алтаря вечной Истины; одной вначале, как солнце на горизонте нашего зрения, но посылающей лучи во все направления. Благородные его мысли, изумительные своею меткостью и силою правды, вкореняют в сердце читателя чувство долга и постоянное к нему благоговение. Поучения мудреца не изымают нас, конечно, из-под гнета обстоятельств, но они драгоценны потому, что ведут к самообладанию и к повиновению одним высшим законам.

Обнищав внутренне и убив в себе способность жить разумом и мыслью, наслаждаться естественными чувствами любви к собратьям, к природе, лишившись самоуважения и сознания долга, человек, разумеется, ищет удовольствий вне себя и, живя в обществе, слишком много тратит времени и способностей на мелочи, задевающие или услаждающие одну его суетность и самолюбие. Измерив все эти раны и бедствия, Эмерсон занят одним: возвысить душу каждого до усмотрения красоты нравственной и проникнуть каждого сознанием человеческого достоинства. Какая любовь к добру и к простым, как он их называет, детским добродетелям, честности и прямоты! С какой истиной и совестливостью разоблачаются поводы, так часто заставляющие нас действовать с оглядкой на других и наперекор себе.