Александр Перцев - Странная философия ненасилия

Кто-то из современных представителей психологии коучинга сравнивал Сократа и его собеседника с людьми, которые оказались ночью в лесной чаще. Собеседник идет впереди, а Сократ следует за ним, держа над головой фонарь. Только благодаря этому собеседник и может видеть что-то, но путь он все же выбирает самостоятельно, без подсказки Сократа. В таком случае искусство Сократа заключалось именно в том, чтобы изображать окружающий мир именно таким образом, чтобы его спутнику захотелось выбрать именно ту дорогу, которая нужна Сократу. Свет его фонаря только кажется равномерно распространяющимся во все стороны, на самом деле, философ хитро манипулирует фонарем, высвечивая только то, что он хочет изобразить привлекательным и, наоборот, выставляет «тьмой» и «мраком» то, чего его спутник должен избегнуть.

Говоря проще, высшее искусство философа заключается именно в том, чтобы вначале развеять и дискредитировать бессознательно воспринятую человеком «самоочевидность», некритически усвоенную благодаря традиции — от старших, от учителей, из книг, которые считаются священными в данном сообществе. Разрушив эту «запрограммированность» философ убеждает человека в том, что он должен сделать свой и самостоятельный жизненный выбор. Даже если ему и предлагается какое-либо «золотое правило» нравственности, оно все равно сводится к призыву делать нравственный выбор абсолютно самостоятельно и, больше того, устанавливать все отношения между людьми в мире на свой собственный моральный вкус. Именно к этому, в сущности, и сводится призыв поступать с другими так, как ты хочешь, чтобы они поступали с тобой. Разумеется, предложение не только выбирать для себя мораль абсолютно самостоятельно, но и определять по своему вкусу мораль для других — это в высшей степени утонченная вещь, устоять перед которой просто невозможно. В результате всех этих операций слушатель философа находится отныне в состоянии нетерпеливой неопределенности: прежние указатели, предписывающие его жизненный путь, уничтожены; он готов делать самостоятельный выбор, но совершенно не представляет из чего можно выбирать. Вот здесь то философ и изображает человеку мир таким образом, что из этого изображения без особого труда, при самом умеренном использовании интеллектуальных способностей вычитывается некоторый смысл. Сама этимология слова «смысл» указывает на то, что человек постигает эту мысль, что человек постигает ту мысль, которая заложена в мироустройстве и мыслит в соответствии с этой Великой Мыслью.

Задача человека заключается в том, чтобы привести свои мысли в соответствие с общим замыслом мира и жить в соответствии с ними. Человек верующий называет это соработничеством Богу. Человек неверующий предпочтет какой-нибудь материалистический образ — вроде реки, плыть по которой надо не против течения, а сообразуясь с ним.

Задача философа, следовательно, заключается в том. Чтобы надлежащим образом изобразить Бога или реку, словом, начертить вектор, указывающий направление движения там, где его слушатель или читатель его не видит.

Все сказанное, применительно к философии ненасилия, означает, что она вовсе не представляет собой только этическую доктрину, которая запрещает использовать силу для принуждения человека к какому-то действию или бездействию, наносящему ему ущерб. Кроме такой этической доктрины философия ненасилия, содержит масштабное онтологическое и гносеологическое учение, на которое опирается этика. Учение о мире и месте человека в нем, а так же учение о возможностях познания этого можно сравнить с громадной частью айсберга, видимой частью которого является этика ненасилия. Впрочем, лучше было бы использовать другое сравнение: если представить себе магнит в виде подковы, то силовые линии поля этого магнита сходятся и оказывают наибольшее воздействие вовсе не в какой-то точке магнита, а вне него. Именно там и сосредоточено все действие магнита, весь невидимый эффект, который он оказывает. Точно также можно представить себе такое философское учение, в котором учение о мире и человеке, а также учение о познании детально прописаны и находятся на виду, а вот этическое учение не опубликовано, однако все силовые лини, исходящие из онтологии, антропологии и гносеологии незримо подталкивают к занятию совершенно определенной моральной позиции.

Мудрец, конечно, мог бы формировать эту позицию и предложить ее слушателям, но тогда она осталась бы для этого слушателя чужой, навязанной. Совершенно иное дело, если мудрец говорит слушателю: «Я знаю, что ничего не знаю — в сфере морали. Здесь каждый должен сделать свой собственный выбор, я не буду подсказывать тебе его варианта. Вместо этого я тебе расскажу: как устроен мир, какое место в нем занимает человек, как он может познавать этот мир и действовать в нем. Но, дойдя до этого, я вынужден буду умолкнуть и оставить тебя в одиночестве. Свой выбор, как тебе жить и к чему стремиться — ты сделаешь исключительно сам».