Дэвид Чалмерс - Сознающий ум. В поисках фундаментальной теории

При движении вниз по шкале — от ящериц и рыб до слизней — мы видим, что к ним можно применить аналогичные рассуждения. Кажется, нет серьезных оснований предполагать, что феноменология должна исчезнуть при сохранении достаточно сложной перцептивной психологии. Если это происходит, то либо существует радикальный разрыв между сложными переживаниями и их полным отсутствием, либо где-то на указанном пути феноменология начинает рассогласовываться с восприятием, так что на каком-то этапе относительно богатое перцептивное многообразие сопряжено с гораздо более бедным феноменальным многообразием. Первая гипотеза выглядит малоправдоподобной, а вторая предполагает, что внутренние переживания промежуточных систем будут странным образом оторваны от их когнитивных способностей. Альтернатива уж точно, по крайней мере, не менее правдоподобна. Быть рыбой, вероятно, гораздо менее интересно, чем быть человеком, так как ее более простой психологии соответствует более простая феноменология, но кажется достаточно основательным предположение, что как-то быть ею все-таки можно.

Когда же должно исчезнуть сознание при смещении по шкале от рыб и слизней к простым нейронным сетям и, наконец, к термостатам? Феноменология рыб и слизней, скорее всего, будет не примитивной, а относительно сложной, отражая разного рода различения, которые они могут производить. Перед полным исчезновением феноменологии мы, по-видимому, будем иметь дело с какой-то предельно простой феноменологией. Мне кажется, что наиболее естественным местом для такой феноменологии является система с соответствующей ей простой «перцептивной психологией», такая как термостат. Термостат, похоже, реализует предельно выхолощенные формы таких процессов обработки информации, какие имеются у рыб и слизней, так что не исключено, что он мог бы быть наделен аналогичной феноменологией в ее до предела выхолощенной форме. Он производит одно-два релевантных различения, от которых зависит действие; и по крайней мере мне не кажется безосновательным утверждение, что с ними могли бы быть связаны переживаемые различия.

Разумеется, по мере движения вниз по шкале сложности все могло бы складываться и как-то иначе, и речь в данном случае не идет о демонстративном доказательстве того, что термостаты должны иметь переживания. Но это кажется одной из небезосновательных версий, а если подумать, то и не менее естественной, чем какая-либо из альтернатив. Можно попробовать показать, что рассуждения, используемые нами здесь, являются продолжением рассуждений, опираясь на которые мы приписываем опытные переживания собакам и мышам. По крайней мере, если начать думать о том, что могло бы происходить в опыте мыши, и об основаниях этого в ее перцептивной психологии, то переход к более простым системам покажется гораздо более естественным, чем могло бы казаться вначале.

Те, кто считает «безумным» предположение о том, что термостат мог бы иметь переживания, должны хотя бы объяснить, по какой именно причине это предположение является безумным. Дело должно обстоять таким образом, предположительно, потому, что термостат лишен какого-то свойства, с очевидностью требующегося для наличия опытных переживаний; но, на мой взгляд, мы не находим подобных очевидных свойств. Быть может, при обработке информации задействуется какой-то ключевой ингредиент, отсутствующий у термостата и имеющийся у мыши, или отсутствующий у мыши, но имеющийся у людей, но я не вижу такого ингредиента, который с очевидностью требовался бы для опыта, и на самом деле не очевидно, что подобный ингредиент вообще должен существовать.

Конечно, сказать, что термостаты наделены опытом, не означает сказать, что у них есть реальное подобие ментальной жизни. Термостат не будет обладать самосознанием; у него не будет даже малейших признаков разума; и я не стал бы утверждать, что термостат может мыслить [174]. Сопротивление идее сознающего термостата может отчасти объясняться сопряжением опыта и других ментальных способностей; все такие способности почти наверняка требуют гораздо большей сложности. Все эти характеристики включают солидный психологический компонент, и для поддержания релевантных каузальных ролей наверняка потребуется какая-то сложная система. Но когда мы развели феноменальные и психологические свойства, идея сознательного термостата уже не кажется такой страшной. Нам надо вообразить лишь что-то вроде неартикулированной «вспышки» опыта, без понятий, мыслей или сложной обработки данных.