Карл ЯСПЕРС: ПРОСВЕТЛЕНИЕ ЭКЗИСТЕНЦИИ

Высказывания о бытии в просветляющем экзистенцию философствовании относятся к свободе (Seinaussagen im existenzerhellenden Philosophieren treffen die Freiheit). Они высказывают в трансцендирующих мыслях, что может быть из свободы. Критерием их истины вместо объективного масштаба, согласно которому сказанное определяется как истинное или ложное, или вместо данного феномена, который бы удачно или неточно подразумевался в них, является скорее сама утверждающая или отвергающая воля. Я как свобода самим собою испытываю то, что я не только есмь, но и могу быть, и чем я хочу быть, но что я могу хотеть только в светлости сознания. Философствование как просветление само в решающих пунктах есть уже волеизъявление свободы (Willensäußerung der Freiheit).

Форма всякого высказывания привязана к предметным содержаниям, а постольку к некоторому всеобщему смыслу. Но если в высказывании мы ищем просветления экзистенции, то смысл этого высказывания, выходящий за пределы всеобщности подобного смысла, уже не может быть усмотрен всеобщим образом. Поэтому просветляющее экзистенцию мышление и такая же речь имеют в одно и то же время всеобщую значимость и совершенно личное, каждый раз вполне единичное исполнение. Всеобщее как только всеобщее остается здесь словно бы пустым, и его смысл вводит нас в заблуждение. Экзистенция же без языка, т.е. без какого бы то ни было выражения всеобщего, осталась бы недействительной, ибо лишенной самодостоверности.

Просветление экзистенции смотрит на отношение экзистенции к своему всеобщему, в котором она является себе. Будучи производно от того, что просветляет ее, и в то же время участвуя в ее создании предоставляемой возможностью самопонимания, просветление хочет выразить во всеобщих мыслях то, что само по себе не может стать абсолютно всеобщим. Своими мыслями оно именно подразумевает не это всеобщее, но трансцендирует в нем к экзистенции; экзистенция же есть лишь я сам и другой, который в коммуникации есть для меня, как и я сам, не предмет, но свобода; ибо экзистенция должна существовать в настоящем как возможность, если всеобщие мысли должны иметь трансцендирующий смысл как просветление экзистенции. Эти мысли, двигаясь во всеобщем, стоят на границе всеобщего. Проявляющаяся в них философская энергия добивается не только логической ясности, которая есть лишь средство, но сама по себе только вводит в обман, но такого расположения вопроса, мысли и созерцаний, чтобы сквозь них в сомыслящем возгорелась искра самобытия, которую невозможно сообщить непосредственно, потому что каждый есть именно он из себя самого - или не есть вовсе (daß sich durch sie hindurch im Mitdenkenden der Funke des Selbstseins entzündet, welchen direkt zu vermitteln unmöglich ist, da jeder er selbst aus sich oder gar nicht ist).

Правда, возможная экзистенция, объемлющая себя в мышлении таким образом, считает всеобщее в своем мышлении имеющим силу, потому что это всеобщее уже получило в ней свое исполнение; но в то же время она знает, что у абсолютно всеобщего, тождественным образом доступного знанию каждого, иной характер понятности (Einsichtigkeit). В оказывании (Sagen) всеобщего как форме просветляющего экзистенцию мышления возможная экзистенция обращается к себе самой и к другим, чтобы в том и в другом прийти к себе. Она обращается к другим, а не ко всем, как научное познание. С ней может согласиться не каждый в его произвольной заменимости, но только индивид, поскольку он видит как возможность то, что, будучи непосредственно несказанно в области всеобщего, принадлежит все же к его собственной самости как сторона, восполняющая это всеобщее. Ибо просветляющее экзистенцию мышление имеет две стороны, из которых одна сама по себе неистинна (сугубо всеобщее), а другая сама по себе невозможна (безъязыкая экзистенция); как целое они счастливо встречаются в выражении, которое уже невозможно произвести методическим усилием. Хотя это мышление методично, поскольку оно подлежит проверке в качестве истины и может быть изложено во взаимосвязи; но опорные для него формулировки суть схватывающие в единство приемы возможной экзистенции, настойчиво требующей коммуникации. Это мышление, которое словно машет двумя крыльями и которое удается осуществить, только если действительно бьются оба крыла, - возможная экзистенция и мышление всеобщего. Если одно крыло обессилеет, взлетающее к небу просветление рухнет на землю. В нем как философствовании, которому оба служат такими крыльями, встречаются всеобщее и я сам.

Для одного лишь рассудка намерение приступить к просветлению экзистенции остается безнадежной попыткой. Там, где «то, о чем идет речь» не есть ни предмет, ни всеобщее, рассудку кажется, что нет более ничего, что можно было бы познать, знать или просветлить. Если хотят, чтобы одновременно были некоторое мышление и некоторое не-мышление, непредметно исполняющее это мышление, то, казалось бы, требуют чего-то невозможного. Как возможно, чтобы подобное тем не менее совершалось, - это можно постичь методической мыслью, выяснив троякую функцию всеобщего в просветляющем экзистенцию мышлении: