Анжела Мальцева - Введение в философию желания

В очерке экзистенциализма Фомы Аквинского Жак Маритен предлагает оригинальное прочтение познания, которое понимается как желающее. Речь идет именно о желании , а не о потребности познавать, поскольку огромное значение придается воздействию познаваемой вещи на интеллект познающего субъекта: «парадигмой всякого истинного познания является интуиция вещи, которую я вижу, и которая распространяет на меня свое влияние» [86](с. 13). Маритен указывает на главную ошибку современных ему экзистенциалистов. Она заключается в том, что «они не видят того, что в объекте и объективности – сама жизнь и спасение интеллекта: объект – конечная цель первой операции интеллекта (восприятия)» (с. 14). С другой стороны, критикуется и позиция «марксистов», «игнорирующих универсум субъектов» (с. 14).

Абстрагирующее интеллектуальное постижение потому столь «озаряющее» и «чисто», что «однажды интеллект был пробужден в его глубинах и высвечен изнутри через потрясение от акта существования, схваченного в вещах» (с. 18). В основе метафизического познания лежит интеллектуальная интуиция. «Суждения чувств» (Фома) или «слепая экзистенциальная перцепция чувства» (Маритен) играют в познании первостепенную и незаменимую роль. Маритен пишет: «Интуиция бытия может быть чем-то вроде прирожденного дара царственного интеллекта, невозмутимо уверенного благодаря своей ясной силе и опоре на тонкую и чистую плоть, на живую и уравновешенную чувственность» (с. 19). Познание основано на желании, коль скоро интеллектуальная интуиция «может происходить от неумолимости, с какой бытие независимых от меня вещей навязывается мне, отрицая мое собственное бытие в его одиночестве и его хрупкости» (с. 19). «Без такой интуиции, – считает Маритен, – наше знание всегда будет оставаться знанием на уровне мнения, непрочным и бесплодным, до крайности перегруженным интуицией, knowledge about; будет постоянное кружение вокруг огня без проникновения в него» (с. 19).

Маритен, как и ев. Фома Аквинский, видит общее в актах познания и любви. Эти акты, по его мнению, должны рассматриваться в экзистенциальных терминах, тогда «каждый из них окажется типичным способом активного сверхсуществования: познание – нематериальным сверхсуществованием, в котором познающий является или интенционально становится познаваемым; любовь – нематериальным сверхсуществованием, в котором любимый является или становится в любящем принципом тяготения или интенциональной сопричастности, в силу чего любящий внутренне стремится, как к своему собственному бытию, с которым он разлучен, к экзистенциальному единству с любимым и самоотчуждается в реальности любимого» (с. 29). И познание, и любовь, таким образом, требуют наличия способности в одно и то же время влиять и подвергаться влиянию , способности, которую можно назвать способностью желания.

Именно потому, что метафизика ев. Фомы сосредоточена не на сущностях, а на существующем, на «таинственном фонтанировании акта существования, в котором актуализируются и оформляются… все свойства и природы», – именно поэтому она постигает бытие как изобильное: «Всюду бытие изобильно, оно преизбыточествует дарами и плодами. И это есть действие, в котором все сущие находятся во взаимной коммуникации и благодаря которому под воздействием пронизывающего их божественного импульса они в каждый момент… становятся лучше или хуже… они обмениваются своими тайнами, совершенствуют или ухудшают друг друга, вместе помогают или препятствуют плодотворности бытия, вовлекаясь, независимо от их действий, в направляемый божественным провидением поток, из которого не может вырваться ничто» (с. 30).

Итак, бытие у св. Фомы обильно и само по себе коммуникативно. Более того, «эрос» – или «естественная любовь» – равновелик бытию. Именно эрос «полагает во все вещи, во все ступени бытия неискоренимую и многообразную устремленность; и то побуждение, и то желание выйти за пределы самого себя, чтобы жить жизнью любимого, которые неотъемлемы от человеческого существа, и которые не в состоянии распознать никакая философия чистых сущностей» (с. 31). У Фомы Аквинского существование Бога понимается как Интеллект и Любовь, что принципиально отличает концепцию философа позднего средневековья от концепции, например, Спинозы, бог которого – лишь бытийствующая сущность. Если для Спинозы вершина мудрости и человеческого совершенства заключена в интеллектуальной любви к Богу, т. е. в том, чтобы «в качестве беспристрастного наблюдателя принимать всеобщий порядок вещей не требуя взамен любви», то для ев. Фомы Аквинского вершиной мудрости и человеческого совершенства было «любить в высшей степени личностное начало всякого существования, т. е. будучи также и прежде всего любимым им самим, открываться полноте его любви, нисходящей на нас и изливаемой нами на других, чтобы продолжать во времени его творение и передавать его благость» (с. 31). У Фомы любовь и устремленность – равновелики бытию. Все вещи «изливают свое бытие в действии», все вещи «стремятся, каждая сообразно своему типу, к бытийствующему Благу, которое бесконечно их превосходит» (с. 31).