Макс Пикар - МИР ТИШИНЫ

Тишина придаёт пребывающим в ней вещам нечто от мощи собственного автономного бытия. Автономное бытие в вещах усилено в тишине. Развёртывающееся и эксплуатируемое в вещах исчезает, когда они пребывают в тишине.

Силою автономного бытия тишина указывает на состояние, в котором действительно только собственно бытие: это состояние Божественного. Печать Божественного на вещах сохраняется посредством их связи с миром тишины.

Тишина – фундаментальный феномен. Это означает, что она - первичная, объективная действительность, которую нельзя свести к чему-либо ещё. Кроме Самого Творца, за ней не стоит ничего, имеющего отношения к ней.

Тишина изначальна и самоочевидна, как и всякий другой фундаментальный феномен: как любовь и привязанность, как жизнь и смерть. Но она существовала до них и присуща каждому из них. Тишина – перворожденный фундаментальный феномен. Она охватывает прочие фундаментальные феномены: любовь, привязанность, смерть; и в них больше тишины, чем речи; больше невидимого, чем видимого. В человеке скрыто больше безмолвия, чем он может использовать за всю свою жизнь. Вот почему всякое человеческое высказывание окружено тайной. Тишина в человеке выходит за рамки одной только человеческой жизни. В такой тиши человек связан со своими прошлыми и будущими поколениями.

Фундаментальные феномены как таковые возвращают нас к истоку вещей; мы же затерялись в том, что Гёте называл "производными феноменами", среди которых мы обычно и живём. И это похоже на смерть, ибо в тишине мы остаёмся один на один сами с собой, представ перед лицом нового начала и оттого не на шутку пугаемся. "Когда нашему восприятию открываются первичные феномены, мы испытываем нечто вроде робости или даже страха", говорит Гёте. Следовательно, в тишине человек вновь предстаёт перед истинным началом всех вещей: всё может начаться снова, может быть воссоздано заново. В любой миг посредством тишины человек может оказаться у истоков всего. В союзе с тишиной, он не только приобщается к истинной сущности тишины, но и к истинной сущности всех вещей. Тишина - единственный фундаментальный феномен, что всегда с человеком. Ни один другой фундаментальный феномен не присутствует в любой момент столь полно, как присутствует тишина.

Сексуальное - это ещё один фундаментальный феномен, всегда находящийся в человеческом распоряжении. А поскольку в наши дни фундаментальный феномен тишины оказался в прискорбном состоянии, то человек попал под сильное влияние сексуального; он перестал замечать, что безудержная сексуальность потеряла всякую меру и принимает теперь извращённые формы, выходя за границы своего должного места среди прочих фундаментальных феноменов.

Тишина напоминает некое древнее, забытое животное, чья широкая спина всё глубже утопает в колючих зарослях мира шума, словно эта доисторическая тварь постепенно погружается в глубины своей собственной тишины. Но порой, однако, весь шум нынешнего мира представляется не более чем жужжание насекомых на этой широкой спине тишины.

Речь возникла из тишины - из полноты тишины. Полнота тишины должна была бы разорваться в клочья, не найди она способа вытекать в речь.

Явившаяся из тишины речь оправдана предшествовавшей ей тишиной. Дух узаконивает речь, но именно тишина, предшествовавшая речи - это беременная мать, разрешившаяся речью при созидательном содействии духа. И символ этого созидательного содействия духа - тишина, предшествовавшая речи.

Когда бы не заговорил человек, каждый раз слово его появляется из тишины.

Оно является так самоочевидно и ненавязчиво, словно речь - это всего лишь оборотная сторона тишины, словно тишина просто совершила оборот вокруг себя. И в самом деле, речь - это оборотная сторона тишины, так же как и тишина - оборотная сторона речи.

В каждом слове есть нечто от тишины, что свидетельствует о ней, как об истоке речи. И во всякой тишине есть нечто от высказанного слова, как свидетельство мощи тишины, способной творить речь.

Поэтому речь сущностно связана с тишиной.

Лишь говоря с другим, человек удостоверяется в том, что речь более не принадлежит тишине, но - человеку. Он познаёт это через Ты другого, ибо лишь через Ты слово впервые начинает принадлежать человеку, а не тишине. И всё же, когда двое общаются друг с другом, то всегда присутствует и третий: слушающая тишина. Вот, что придаёт широту общению: слова движутся не в узком пространстве, занятом двумя собеседниками, но приходят издалека, из того места, где слушает тишина. И это придаёт словам новую полноту. Но и не только это: слова выговариваются так, словно они - возникают из тишины, из этого третьего, и потому слушателю открывается большее, нежели сам говорящий способен поведать. В таком разговоре тишина - это третий собеседник. В конце платоновских диалогов всегда вещает сама тишина. Те же, кто говорил, оказываются её слушателями.