Ролан Барт - Семиотика, Поэтика (Избранные работы)

Коннотативные смыслы имеют несколько существенных характеристик: во-первых, они способны прикрепляться не только к знакам естественного языка, но и к различным материальным предметам, выполняющим практическую функцию и становящимся тем самым, по терминологии Барта, знаками-функциями (см.: Барт Р. Основы семиологии.- В кн.: "Структурализм: ,,за" и ,,против"". М.: Прогресс, 1975, с. 131 и др.) 20; во-вторых, эти смыслы патентны, никогда прямо не называются, а

19 Ельмслев Л. Пролегомены к теории языка.-В кн.: "Новое в лингвистике", вып. I. М.: ИЛ, 1960, с. 369.

20 Так, одежда служит для защиты от холода, пищевые продукты нужны для питания и т. п., однако эти предметы способны принимать на себя и социально-смысловую нагрузку: обычный свитер и меховая накидка выполняют одинаковую практическую функцию, но одновременно могут свидетельствовать о совершенно различном социальном и имущественном положении их владельцев.

[16]

лишь подразумеваются и потому могут либо актуализироваться, либо не актуализироваться в сознании воспринимающих 21; в-третьих, легко "поселяясь" в любом знаке, коннотативные смыслы могут столь же легко "освобождать помещение" 22; в-четвертых, эти смыслы диффузны: один материальный предмет или знак естественного языка может иметь несколько коннотативных означаемых и наоборот, одному такому означаемому может соответствовать несколько денотативных знаков-носителей, так что слой коннотативных означаемых оказывается рассеян по всему дискурсу; в-пятых, они агрессивны - не довольствуются мирным соседством со знаками денотативной системы, а стремятся подавить их или даже полностью вытеснить 23.

21 Будучи зависимы от социокультурного контекста, коннотативные смыслы, как правило, не фиксируются ни в каких толковых словарях, а потому их распознавание во многом зависит от кругозора и чутья интерпретатора; например, демонстративный смысл ношения русского платья московскими славянофилами был вполне внятен самим славянофилам и их противникам-западникам; за пределами этого круга та же знаменитая мурмолка Константина Аксакова воспринималась не более как чудачество: "К. Аксаков оделся так национально, что народ на улицах принимал его за персианина..." (Герцен А. И. Соч. в девяти томах, т. 5, М.: ГИХЛ, 1956, с. 148). В силу указанного свойства идеологического знака историк культуры сталкивается с серьезными трудностями: от прошлого ему достается лишь костяк денотативных значений, едва ли не полностью очищенный от плоти социальных смыслов. Между тем реконструкция этих смыслов, оживление таких обертонов знака, которые зачастую не были прояснены в сознании самих их пользователей, как раз и входит в задачу историка.

22 Коннотативные смыслы активно живут до тех пор, пока активно живет идеологический контекст, их породивший, и пока мы сами свободно ориентируемся в этом контексте. Умирание контекста чревато умиранием смысла: люди. выросшие в 60-70-е гг. нашего века, зная словарное значение слова "космополитизм", уже не помнят о той угрозе, которая исходила от него в конце 40-х.

23 Так, по Далю, "туземец"-это "здешний, тамошний уроженец, природный житель страны, о коей речь". Однако в "проколониалистской" фразе "На Земле живут один миллиард людей и четыре миллиарда туземцев" денотативное значение утрачивается почти полностью за счет идеологического наполнения слова. П. Валери говорил, что нетрудно вообразить такую литературную фразу, которая будет привлекать внимание не к своему предметному содержанию, а к своей "литературности", словно подмигивая: "Взгляните на меня; я прекрасная литературная фраза". Именно подобную фразу (об "элегантной амазонке") мучительно сочиняет Гран в "Чуме" А. Камю (см.: Камю А. Избранное. М.: Прогресс, 1969, с. 216, 240).

[17]

Описывая современные "мифы", Барт с "технической" точки зрения определяет их как совокупность коннотативных означаемых, образующих латентный идеологический уровень дискурса24; в функциональном же отношении назначение мифа оказывается двояким: с одной стороны, он направлен на деформацию реальности, имеет целью создать такой образ действительности, который совпадал бы с ценностными ожиданиями носителей мифологического сознания; с другой - миф чрезвычайно озабочен сокрытием собственной идеологичности, поскольку всякая идеология хочет, чтобы ее воспринимали не как одну из возможных точек зрения на мир, а как единственно допустимое (ибо единственно верное) его изображение, то есть как нечто "естественное", "само собой разумеющееся"; миф стремится выглядеть не "продуктом культуры", а "явлением природы"; он не скрывает свои коннотативные значения, он их "натурализует" и потому вовсе не случайно паразитирует на идеологически нейтральных знаках естественного языка: вместе с наживкой, которой служат эти знаки, он заставляет потребителя проглатывать и крючок идеологических смыслов. Миф невозможно "убить" (он возродится, как Феникс), но от его власти можно освободиться, "объяснив" его 25, то есть аналитически разрушив его знаки 26; опыт такого объяснения-разрушения предпринят в работе "Миф сегодня".