Луи Альтюссер: За Маркса

С другой стороны, он отмечен такими событиями, как американская интервенция во Вьетнаме (1965), китайская культурная революция (которая начинается в 1966 г.), события мая 1968 г. во Франции и других странах (Мексике, Германии, Соединенных Штатах, Италии, Польше…), «пражская весна» и вторжение в Чехословакию (1968), подписание социалистами и коммунистами «Общей программы союза левых сил» (1972) и рождение «еврокоммунизма» в семидесятых годах, свержение и убийство Альенде (1973) и «революция гвоздик» в Португалии (1974)…

Для того чтобы понять место тезисов «За Маркса» не только в истории марксизма, но и в истории философии XX столетия, где они оставили достаточно заметный след, полезно и необходимо знать, что эта книга была написана сразу же после поразительного 1960 года. Года, ставшего свидетелем публикации таких книг, как «Знаки» Мерло-Понти (в которой содержатся его работы «От Mocea к Леви-Строссу» и «Заметки о Макиавелли»), «Критика диалектического разума» Жан-Поля Сартра (на которую в 1962 году Леви-Стросс ответит публикацией своего «Первобытного мышления»), большое эпистемологическое исследование Жиля-Гастона Гранжера «Формальная мысль и науки о человеке» и «Поэтика мечты» Гастона Башляра, свидетелем конгресса в Боневале, посвященного бессознательному, который был организован Анри Эи и в центре которого стоял Жак Лакан, наконец, свидетелем публикации французского перевода «Истории и классового сознания» Лукача (против желания автора). «Критика повседневной жизни» Анри Лефевра (1958 и 1961), «История безумия» Мишеля Фуко (опубликованная в 1961 г.), «Введение к «Истоку геометрии» Гуссерля» Жака Деррида и лекции Хайдеггера о Ницше появляются одновременно с началом работы Альтюссера над нею.

В то время как продолжается спорадическая, связанная с возможностями «воздействия» на ситуацию работа над этой книгой, выходят также «Миф и мышление греков» Жан — Пьера Вернана (1965), «Ницше и философия» Делеза (1963), «Структурные изменения сферы общественности» Хабермаса (1962) и «О революции» Ханны Арендт (1963), «Жест и речь» Леруа-Гурена и первый том «Мифологик» Леви-Стросса (1964), «Предположения и опровержения» Поппера, «Философия алгебры» Вильемина (1962) и «Исследования о Ньютоне» Койре (1965).

Наконец, публикация этой книги непосредственно предшествует появлению «Одномерного человека» Маркузе, «Трактата о музыкальных объектах» Пьера Шеффлера, «Смерти» Янкелевича, «Критики и истины» Барта, «Проблем общей лингвистики» Бенвениста, «Слов и вещей» Фуко, «Статей» Лакана, «Понятия и жизни» Кангийема, и т. д. Все они вышли в 1966–м, еще одном поразительном году…

В целом полезно знать, что работа над этой книгой и ее публикация профессиональным философом, находившимся в самом центре французской университетской системы и являвшимся «рядовым» активистом Коммунистической партии, приходятся на период, в котором появляются первые знаки распада послевоенной ситуации, когда дети, родившиеся при оккупации, достигают совершеннолетия, когда холодная война превращается в «мирное сосуществование» (или находит в нем свое продолжение), когда ставший неудержимым — но постоянно сопровождающийся жестокими столкновениями — процесс деколонизации, по — видимому, ориентируется на общую антиимпериалистическую борьбу и социализм, когда экономический рост и культурные мутации государств капиталистического «центра» выливаются в принимающую все большие масштабы борьбу за распределение богатств и власти, когда на западе Европы (все еще) национальное и (более или менее) социальное государство готовится осуществить поворот к глобализации, в то время.

Полезно знать, что эта книга появляется в тот момент, когда философская дискуссия изменяет объекты и стили, перестающие походить на стиль и объекты послевоенного периода. Не только потому, что утверждаются «философии подозрения», великими наставниками которых являются Ницше и — в определенной мере — Фрейд, или «структурализмы», которые стремятся наконец — то внести научность в дисциплины, объектом которых являются общественные практики и знаковые процессы. Не только потому, что, как скажет Фуко, с его гениальной способностью давать синтезирующие формулировки, вопросы о «знании и власти» вскоре надолго оставят за собой вопросы о морали и психологии (включая сюда и феноменологическую психологию). Но также и, быть может, в особенности потому, что в течение всего этого периода, встречаясь с историей и антропологией, психоанализом и политикой, философия более интенсивно, чем прежде, сталкивается со своим внешним, со своим бессознательным, с не — философией. Сегодня мы видим, что тем самым она стремилась отнюдь не обратить себя в ничто, но найти средства, делающие возможными ее самокритику и реконституирование. И в этом, по ту сторону всех убеждений и партийных принадлежностей, несомненно, заключалась одна из причин ее интенсивного спора с Марксом.

Читать дальше