Бертран Бадре - Финансы спасут мир? Как заставить деньги служить общему благу [litres]

Если говорить о кризисе 2007–2008 гг., то надо признать, что нам очень хотелось верить больше, чем когда-либо, в абсолютную рациональность происходящего и эффективность наших финансовых инструментов, несмотря на присущую системе иррациональность. Эту иллюзию поддерживает и усиливает, несомненно, альянс финансов с цифровыми технологиями. Алгоритмический инструмент подталкивал участников рынка к системному использованию тех моделей определения стоимости, которые постепенно становились стандартными. Эта опасность грозит любым моделям, так как их применение упрощает реальность. Люди всегда склонны подменять реальность своими представлениями о ней, хотя бы для того, чтобы иметь возможность принять решение. При использовании финансовых моделей, построенных на основе средних значений, от которых они слишком часто отклоняются [53], нередко хочется от них отойти, забывая обо всех рисках такого решения. К тому же модели убеждают нас в маловероятности экстремальных событий, а мы стремимся проверить, действительно ли это так. По своей сути финансовый язык – это диалекты. Если эти универсальные языки не контролировать, они начинают действовать как непреодолимые силы. При таких условиях их сближение может стать взрывоопасным, что и привело к серьезному кризису в 2007–2008 гг. Воздействие этого общего мощного языка неминуемо обернулось древним соблазном наподобие того, который привел к разрушению Вавилонской башни.

В то же время в 2007–2008 гг. случился кризис и самой финансовой глобализации. Начиная с 1971 г. и до конца века финансовая система продолжала расти в процессе либерализации потоков капитала, которые все активнее выходили за пределы национальных границ, а затем и за счет использования усложняющихся подходов к распределению кредитных рисков. Система распространялась все шире и становилась все более взаимозависимой, причем настолько, что сбой в какой-либо ее части немедленно отражался на всей ее работе.

Значит ли это, что рассматриваемый здесь кризис действительно был «глобальным»? Я до сих пор вспоминаю ироническое замечание министра финансов Индии П. Чидамбарама о том, что мы называем «глобальными» только те кризисы, которые затрагивают Соединенные Штаты и Европу, а происходящие в Индии считаем «местными». Действительно, в настоящее время в международных финансах и экономике в основном доминируют развитые страны (в узком смысле – «Большая семерка», в более широком – члены ОЭСР). Крупнейшими банками мира по-прежнему остаются европейские, американские, японские и австралийские. То же самое можно сказать и о крупных институциональных инвесторах, несмотря на появление китайских участников. Поэтому страны с формирующимся рынком, которые хотели бы играть в этой системе более заметную роль, чувствуют себя ее заложниками. Все эти вопросы обсуждались на саммитах «Двадцатки», проводившихся с 2008 г. Нельзя забывать о том, что в тяжелые часы кризиса, когда мы не раз оказывались на пороге глобального банкротства, именно Китай внес свой вклад в спасение мировой экономики, хотя возникшая у него задолженность через несколько лет стала восприниматься как свидетельство его финансовой неустойчивости. Как тогда говорили китайцы, настало время спасения капитализма. Политика стимулирования 2009–2010 гг. превратила Китай в один из мировых экономических локомотивов. В те годы ряд финансовых потоков был перенаправлен в те развивающиеся страны, которые лучше сопротивлялись краху, хотя в настоящее время в некоторых из них происходит болезненный для экономики поворот.

Это был кризис дерегулирования. Вспомните, что именно оно главенствовало в неолиберальном подходе. Мы не смогли отрегулировать свою глобальную финансовую систему, а законодатели не сумели понять ее сложность и масштабы действия. Так в Средние века церковь не могла определить своего отношения к оружию. Она одобряла то, которое обеспечивало наглядные результаты, например, топоры и булавы, но не признавала того, которое действовало на большом расстоянии, например, катапульты. Мало того, что устанавливаемые правила не позволяли строго контролировать развитие глобальных финансов, так еще и международное сообщество, слепо веря в могущество финансовой системы и надеясь получить с ее помощью большие выгоды, позволило отказаться от ряда прежних нормативов. Оно предоставляло право контролировать происходящее в этой области самим финансовым субъектам, то есть фактически имела место самооценка, к которой они прибегали все чаще. Балансы некоторых банков сравнялись с ВВП отдельных крупных стран. Например, около 2 трлн долларов у JPMorgan Chase и Bank of America были сопоставимы с ВВП Франции. И вот этим-то крупнейшим участникам финансового рынка было позволено самим устанавливать для себя правила, полагаясь только на те механизмы измерения и компенсации, а также на те стимулы, которые по своей сути не соотносились с общими целями. Все эти действия привели к тому, что система устремилась к пропасти.