Павел Теплухин - Матрица Теплухина. До и после первого миллиона

Диссертация стала стартом моей профессиональной карьеры. Мы тогда консультировали разбросанные по Союзу предприятия, желавшие воспользоваться новыми возможностями. Приезжали, исследовали предприятия, делали экономический, технический, бухгалтерский анализ. Так, в Эстонии мы приватизировали Таллинский морской торговый порт, в Дмитрове – фарфоровый завод, а в Казахстане – автоколонну. Самые разные предприятия в самых неожиданных местах.

Диссертация стала стартом моей профессиональной карьеры

Мой опыт приватизации в доприватизационный период, когда ее еще, по сути, не существовало, пригодился в создаваемом Егором Гайдаром Институте экономической политики. Как раз там готовились первые программы приватизации, анализировался международный опыт: польский, чешский, – все, что было накоплено в мировой практике приватизации к тому времени. Нашу лабораторию возглавлял Леонид Григорьев. Несмотря на все сложности и трудности – мы сидели в одной комнате, столов на всех не хватало, а компьютер и вовсе был один на всех, – это был исключительно творческий, энергичный коллектив. Судите сами, в нем работали: Константин Кагаловский, ставший в дальнейшем российским директором Международного валютного фонда, а затем перешедший в бизнес, Владимир Мащиц, который стал министром СНГ, Сергей Алексашенко, ставший затем зампредом ЦБ. Мне опять повезло, я вновь оказался на прорывном направлении.

Обучение в Лондонской школе экономики (London School of Economics) стало одним из поворотных событий, изменивших мою жизнь. Однако тогда, в 1991 году, я оказался в Лондоне достаточно случайным образом. В Институт экономической политики, где я тогда работал, в рамках научного обмена к Егору Гайдару приехал профессор Лондонской школы экономики и политических наук Ричард Лэйард (Richard Layard) – известный специалист по посткоммунистическим экономикам. Профессор попросил Егора Тимуровича организовать ему встречи с людьми, которые занимались в России внедрением экономических новаций. Среди прочих Гайдар порекомендовал и меня, но сразу встретится с Лэйардом я не смог, поскольку в это время находился в Алма-Ате. Я там осуществлял небольшой пилотный биржевой проект, и, когда мне сообщили о визите английского профессора в Москву и о его желании встретиться со мной, я только руками развел: с билетами тогда было очень непросто. Так что на общую встречу с профессором я не попал и был уверен, что уже не увижусь с этим, без иронии, светилом мировой экономики.

Но наша встреча все-таки состоялась. Я прилетел в Москву, как сейчас помню, – вечером в пятницу. Утром следующего дня, то есть в субботу, я, как всегда, отправился на работу, потому что мне интересно было работать, в том числе и в выходные дни. В выходные даже лучше, потому что компьютер был свободен.

Мне интересно было работать, в том числе и в выходные дни

В институте я, к своему немалому удивлению, застал профессора Лэйарда – он дождался меня, и мы проговорили несколько часов! Поговорить нам было о чем – мои проекты очень заинтересовали профессора, он, как я понимаю, разглядел в них рациональное зерно. Как бы там ни было, но в финале нашей беседы Ричард Лэйард пригласил меня в LSE – посмотреть, так сказать, воочию на кухню мировой экономики.

Сначала я отказался – мне было непонятно, что я буду делать в Лондоне со своим неполноценным английским и непонятной зарплатой в десять тысяч фунтов в год. Я не совсем понимал, хватит ли этих десяти тысяч на содержание меня и семьи. При этом в России я зарабатывал на тот момент не меньше двадцати тысяч рублей в месяц и точно знал, что это немало. Я не нашел ничего лучше, как сказать: «Знаете, профессор, у меня тут так все хорошо, куча идей, планов, много очень интересных научных, практических, консультационных проектов. Все прекрасно. Зачем мне куда-то ехать?»

Мой отказ изумил профессора, и еще около часа он убеждал меня изменить решение. Но изменил свое решение я только благодаря его жене Молли Митчелл (Molly Mitchell). Она пришла в институт за профессором, потому что хотела еще погулять по Москве, и наша долгая беседа стала ее тяготить.

Учеба в LSE – это инвестиция на всю жизнь

Узнав, что я отказываюсь от предложения Лэйарда, она сказала: «Ты молодец, и сейчас у тебя все хорошо. Но учеба в LSE – это инвестиция на всю жизнь…»

И я вдруг понял: а ведь она права! Эта мудрая женщина всего лишь несколькими точными словами повлияла на мое решение, и я очень ей за это благодарен.