Илья Мечников - Этюды о природе человека

Сильно распространенное в прежние времена мнение, будто человеческий организм представляет образец совершенства, выше которого ничего быть не может, не выдерживает более критики. Еще Иоганн Мюллер (в первой половине XIX столетия) показал, что даже в совершеннейшем из наших органов – глазе поправка аберрации света неполная. В еще более новое время Гельмгольц указал на другие несовершенства в устройстве глаза. «Точное изучение оптического устройства глаза за последние десять лет, – говорит он, – привело к разочарованию относительно некоторых его отличительных свойств. Природа, – прибавляет он, – как бы нарочно скопила противоречия для того, чтобы устранить все основания теории предсуществующей гармонии между внешним и внутренним миром». Чем сложнее данная машина, тем труднее правильное сочетание и взаимодействие всех частей ее, и тем легче нарушение общего строя. Это правило применяется и к одной из самых сложных животных машин – к человеку. Будучи существом общительным и притом принадлежа к числу наиболее изменчивых (так называемых полиморфных) видов, человек в высшей степени подвержен влиянию постоянно изменяющихся внешних условий [514], вследствие чего он всегда находится в процессе применения к ним. Явившись, как было сказано, в результате одностороннего усовершенствования организации своего зоологического прародителя, он внес с собою зачатки органических противоречий, разлада между отправлениями своих отдельных частей. Не представляет ли, в самом деле, явного противоречия тот факт, что орган, развитие которого сопряжено с нарушением общего здоровья и так часто бывает смертельно, оказывается всего менее необходимым в человеческой жизни. Я говорю о зубах, которые могут быть заменены как соответствующим размельчением и приготовлением пищи, так и непосредственно искусственными зубами. Противоречие становится еще более резким ввиду того, что особенно большую опасность при прорезывании представляют клыки, т. е. именно зубы, наименее нужные человеку.

Подобные противоречия не составляют единичного факта. Особенно резко кидается в глаза разлад в аппарате, служащем для размножения. Развиваясь у человека сравнительно очень долго, этот аппарат созревает не одновременно, а последовательно; притом чувство, выражающее эту потребность, появляется в такую раннюю пору, когда существенные органы размножения еще не созрели и когда самый процесс поэтому еще невозможен. При дальнейшем развитии созревают и эти органы, но опять в такое время, когда человек еще не достиг полной зрелости и уменья воспитывать детей. Отсюда возникает ряд явлений, которые называют ошибочным термином «неестественными» и которые влекут за собою болезни и другие несчастья, следовательно, идут наперекор цели человеческой жизни, которая, согласно мнению людей, состоит в достижении наивозможно большего общего блага или счастия в самом широком смысле слова.

Я считаю употребительный термин неправильным потому, что явления эти кроются именно в самой природе человека. Вот почему так называемые первобытные народы, наименее измененные культурой и, как принято выражаться, стоящие наиболее близко к природе, не представляют той «естественности», о которой говорил и мечтал Ж.-Ж. Руссо, а нечто прямо противоположное. В начале настоящего очерка я привел ряд фактов, показывающих, как сильно стараются дикари изменить «естественный», природный образ человека. В сфере половой жизни они предаются онанизму и другим так называемым неестественным действиям [515]. Нарушение родительского инстинкта у них проявляется на каждом шагу в форме столь распространенного детоубийства. Вытравливание плода у них также употребительно. Все это вытекает из основного разлада в человеческом организме, из разлада между данными природою свойствами и человеческим идеалом счастия.

Итак, резюмируя сказанное о человеческой природе, мы видим, во-первых, что она содержит в себе более или менее явные, или более или менее сохранившиеся, или заглохшие следы животных предков; во-вторых, что человек, подобно прочим существам, в сильной степени подчинен законам наследственности и изменчивости, и в-третьих, что в его природе замечается и самим человеком чувствуется более или менее резкий разлад между тем, что есть, и тем, к чему он стремится. Таким образом, природа наша оказывается изменчивой и дисгармонирующей с нашими стремлениями.

«С идеей буддизма неизбежно связано представление о нирване, так как предполагают, что это именно и есть та настоящая цель, к которой должна стремиться человеческая жизнь»