Алан Джасанов - Мозг - прошлое и будущее [Что делает нас теми, кто мы есть]

Мы убедились, что психическая болезнь – явление многослойное: и проявления, и восприятие болезни зависят от факторов культуры и среды и от их взаимодействия с особенностями человеческой биологии. В той степени, в какой мы сосредотачиваемся на одном уровне и пренебрегаем другим, искажаются и наши представления о подходящих методах лечения. Например, если бы в XIX веке мы раз и навсегда решили, что прогрессивный паралич – это в первую очередь болезнь мозга, нам едва ли пришло бы в голову, что он вызывается бактериальной инфекцией и его надо лечить антибиотиками (когда они появились). Мы предпочли бы лекарства, которые непосредственно борются с дегенерацией мозга, вызванной сифилисом. В том числе, например, так называемые нейропротекторы, то есть вещества, тормозящие нейродегенерацию, – в частности, кофеин, рыбий жир и витамин Е [547] A. L. Petraglia, E. A. Winkler, and J. E. Bailes, «Stuck at the bench: Potential natural neuroprotective compounds for concussion», «Surgical Neurology International» 2 (2011): 146. . А если бы мы решили считать эту болезнь результатом упадка нравов, как, собственно, и было до эры современной медицины, то скорее были бы склонны воспитывать у пациентов мораль и нравственность, поощрять моногамный стиль жизни и регулировать проституцию [548] Claude Quétel, «History of Syphilis» (Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1990). .

Вопрос, как лучше анализировать психические болезни, – в сущности, одна из самых спорных тем в медицине. Психиатр из Рочестерского университета Джордж Либман Энгель еще в 1977 году описал два полюса этих дебатов в своей авторитетной статье в журнале «Science» [549] G. L. Engel, «The need for a new medical model: A challenge for biomedicine», «Science» 196 (1977): 129–136. . Энгель предложил биопсихосоциальную модель : следует учитывать и биологические аспекты болезни, и психологические и социальные факторы, которые влияют на восприятие симптоматики и реакцию пациента на лечение. Этот подход Энгель противопоставил биомедицинской модели , согласно которой болезнь определяется конкретной биологической причиной, как правило, на молекулярном уровне, и лечится исключительно медикаментами, хирургическими операциями и другими медицинскими методами. В этом споре Энгель отнюдь не придерживался нейтралитета: в 40-е годы еще совсем молодым врачом он занялся так называемой психосоматической медициной, которая изучает влияние социально-психологических факторов на функции организма [550] T. M. Brown, «George Engel and Rochester’s Biopsychosocial Tradition: Historical and Developmental Perspectives», в кн.: «The Biopsychosocial Approach: Past, Present, and Future» , ed. Richard M. Frankel, Timothy E. Quill, and Susan H. McDaniel (Rochester, NY: University of Rochester Press, 2003). . Защищая свою специальность от напора молекулярной медицины и растущего авторитета биомедицинской точки зрения, Энгель сокрушался, что врачи в наши дни зачастую считают, будто «им не следует учитывать психосоциальные вопросы, над которыми медицина не властна и за которые она не отвечает», либо ограничиваются в своих исследованиях «поведенческими расстройствами, которые вызваны мозговой дисфункцией» [551] Engel, «The need for a new medical model.» .

Контраст между крайностями по Энгелю в некотором смысле отражает две доминирующие формы психиатрического лечения в наши дни: это разговорная и медикаментозная терапия [552] «Mental Health Treatment & Services», National Alliance on Mental Illness, nami.org/Learn-More/Treatment. . Разговорная терапия бывает самая разная, но все ее методы призваны помочь пациентам преодолевать трудности на психологическом или социальном уровне. Это и психоаналитические подходы, сосредоточенные на выявлении бессознательных или забытых мыслей и их влиянии на эмоциональные расстройства, и более современные техники, например, когнитивно-поведенческая терапия, цель которой – отучить пациентов от непродуктивных привычек и в мыслях, и в действиях [553] Oliver Burkeman, «Therapy Wars: The Revenge of Freud», «Guardian» , 7 января 2016 года. . Фармакологическое лечение, напротив, непосредственно изменяет физиологические процессы в мозге. Многие медикаменты нацелены на конкретные нейрохимические процессы, в том числе селективные ингибиторы обратного захвата серотонина при лечении депрессии, а также бензодиазепины, которые действуют как седативные средства, подражая действию важнейшего тормозного медиатора в головном мозге – гамма-аминомасляной кислоты [554] J. R. Cooper, F. E. Bloom, and R. H. Roth, «The Biochemical Basis of Neuropharmacology» (New York: Oxford University Press, 2003). . А иногда механизм действия нейрохимических веществ не известен, но их все равно прописывают, например, литий при маниакально-депрессивном психозе [555] G. S. Malhi and T. Outhred, «Therapeutic mechanisms of lithium in bipolar disorder: Recent advances and current understanding», «CNS Drugs» 30 (2016): 931–949. .