Леонид Емельянов - Зеленые оборотни. Рассказы о хищных растениях

Утопающий в зелени городок с небольшим количеством жителей больше смахивал на деревню. Сразу за окраинами его начинались леса и поля. Но эти обстоятельства скорее радовали, чем смущали. Ведь природу Гёте боготворил с детства. А частые прогулки по живописным окрестностям поддерживали его страстный интерес к тайнам растительного царства.

Изучение ботанической литературы, беседы с учеными ближайшего (Йенского) университета, собственные биологические эксперименты поглощали все свободное время. А «Философия ботаники» знаменитого шведского естествоиспытателя Карла Линнея становится его карманной книгой. Он не расстается с ней даже в поездках.

«Растительное царство снова бушует в моей душе», – так выражает он свою безмерную радость от общения с зеленым миром. Гёте не только любуется им, но и постоянно его изучает.

Бурная, с каждым годом разрастающаяся страсть к познанию живой природы заражала и окружающих. Биологические увлечения поэта разделяют многие его друзья и даже сам герцог Карл Август Саксен-Веймар-Эйзенахский. Под влиянием Гёте он становится прилежным садоводом и делает заметные успехи в ботанике.

Поэт, мыслитель и натуралист Иоганн Вольфганг Гёте

Не остается в стороне и Шарлотта фон Штейн, поклонница и муза поэта. И в благодарность за проявленный к любимой науке интерес немедленно получает один из двух приобретенных им микроскопов. Регулярные наблюдения, проводимые с их помощью, дают результаты; приводят к первым интересным находкам. Восторгам молодого ученого нет конца.

Исследовательский пыл не покидает Гёте даже в пути. Вот что он пишет, например, Шарлотте в июне 1785 года, направляясь вслед за ней в Висбаден: «Микроскоп я везу с собой: теперь самое лучшее время видеть пляску инфузорий; они уже доставили мне немало удовольствия».

Но незадолго до того происходит, пожалуй, более важное событие, нежели любование пляской инфузорий. Оно имеет самое прямое отношение и к нашей теме.

А начиналось все, как часто случается в науке, чисто прозаически. В одной из своих поездок по дороге в Иену Гёте встретил 17-летнего студента Фридриха Готлиба Дитриха из династии знаменитых местных травоискателей. Как и все его предки, тот в совершенстве знал здешнюю флору и теперь возвращался с полей с богатой ботанической коллекцией.

Гёте заинтересовали собранные экспонаты и сам юноша, в котором чувствовалась незаурядная личность. Он предложил новому знакомому присоединиться к своей компании. Студента не пришлось долго уговаривать, и дальше они поехали вместе через живописные в эту летнюю пору места.

Впереди показалось горное ущелье. Там, внизу, взорам путешествующих открылся болотистый луг, а на нем – большое ярко-пурпуровое пятно, похожее на огромный цветастый ковер. Он отчетливо просматривался с высоты и выглядел весьма привлекательно.

То были сплошные заросли росянки (Drosera Rotundifolia) – типичного представителя болотной флоры. Условия жизни для маленького растения, видимо, были здесь настолько благоприятны, что оно вытеснило с горной лужайки всех остальных зеленых сожителей.

Росянка круглолистная

Любознательный поэт немедленно остановил экипаж и не поленился спуститься вниз, чтобы собственными глазами посмотреть вблизи на болотное диво. По ходу неожиданной ботанической экскурсии он с интересом разглядывал каждое растение. Экзотичность окраски и своеобразный внешний вид их (а ботанические формы он просто обожал) привлекали уже сами по себе. При более пристальном изучении лужайки он с удивлением обнаружил в росянковых зарослях еще большие чудеса.

На многих листовых розетках, словно привязанные, сидели различные мелкие насекомые и вроде никуда не торопились. Необычная усидчивость всегда суетливого народца показалась подозрительной. При ближайшем рассмотрении стало ясно, что многим из них не суждено, собственно, и спешить, поскольку они мертвы. А живые тоже не могли никуда улететь, т. к. принудительно удерживались тонкими ворсинками на странного вида листьях.

Уже при малейшем прикосновении к ним многочисленные зеленые недотроги приходили в движение и прижимали насекомых к листовой пластинке. Те попадали как бы в плен, выбраться из которого никак не получалось. Настолько цепкой была эта ворсистая хватка. Попавшие в тяжелое положение козявки, разумеется, изо всех сил боролись за свою жизнь. Но чем больше они трепыхались, раздражая своими движениями чувствительные окончания, тем плотнее те стягивались. Надежды на освобождение практически не оставалось. Ловушка действовала безотказно.