Иосиф Халифман - Пароль скрещенных антенн

И вот неузнаваемо изменившееся, кажущееся теперь голым, насекомое, мерцая треугольными чешуйками на спине и темным хитином брюшка, убегает, оставляя на земле свои крылья.

Есть термиты, у которых крылья, поднявшие насекомое над землей, сами обламываются уже в воздухе, так что насекомое падает вниз бескрылым, планируя по спирали.

На несколько метров успевает подняться крылатое, и вот оно уже снова внизу голое, и ветер гонит по земле сухую порошу сброшенных крыльев, наметая их валами, свивая в кучи и вновь разнося как попало.

Стоит хоть раз повидать такую сверкающую перламутровыми огнями весеннюю поземку из сброшенных крыльев!

Как странно все это выглядит, если вдуматься…

Тысячи и тысячи крылатых ежегодно вырастают в недрах каждого полновозрастного термитника, и каждое крылатое оснащено четырьмя великолепными крыльями. Месяцами живут эти насекомые в глубине камер, не пытаясь даже применить свое летное оснащение. Мало того, сдается, они всячески его берегут и сохраняют до часа, когда оно потребуется. И вот бьет этот единственный в течение всей жизни час. И что же? Полет продолжается десятки секунд, самое большее — считанные минуты.

Их прекрасные крылья, к слову сказать, не похожие на крылья никакого другого насекомого, так долго развивались и еще дольше сохранялись под землей… Неужели же они вырастают только ради подъема на несколько метров? Что дает термитам такой подъем? Допустим даже, благодаря ветру крылья могут превращаться в парус, чтобы насекомое уносилось дальше от гнезда. Так ведь эти крылья слишком легко обламываются, опадают, никакого паруса из них не получается. Что за несуразность!

Как уже говорилось, переднее и заднее крылья термитов одинаковы и по величине и по строению. Этот признак чаще встречается у вымерших форм и сохраняется сравнительно у немногих ныне живущих. Его считают одним из наиболее важных отличий древнейшего летного оснащения насекомых и решающим доказательством его примитивного состояния. Специалисты, занимающиеся историей полета насекомых, находят, что у видов, которые возникли позже и, следовательно, моложе, появляются всевозможные различия в строении передних и задних крыльев. Все признают, что в этом и заключается совершенствование крыльев, улучшение их аэродинамических свойств.

Некоторые изменения, конечно, вызывались условиями полета, в частности изменяющимся составом и физическими свойствами воздуха…

Не вправе ли мы думать, что когда-то крылья термитов были орудием полета более совершенным, чем сейчас? Ведь в те времена, когда вышли на арену жизни термиты, приземная атмосфера была более плотной и вязкой, содержала и паров и углекислого газа много больше, чем сейчас. Не случайно в те далекие эпохи летали меганизоптера — огромные насекомые, размах их крыльев достигал метра! Летали гигантские ящеры и другие создания, даже подобных которым уже давно не осталось. Не могли ли те же четыре крыла термита, которые сегодня так малодейственны, иметь большую подъемную силу в атмосфере, содержавшей много паров и углекислого газа? Не здесь ли скрыта причина столь очевидного несоответствия между бросающимся в глаза великолепием летного оснащения крылатых и его воздухоплавательной никчемностью в современных условиях?

Запомним эту мысль и при случае проверим ее, а сейчас посмотрим, что происходит со сбросившими крылья темнотелыми термитами, которых не успели склевать птицы, погубить муравьи и стрекозы, изловить охотники за съедобными насекомыми.

Подъем в воздух, полет, хоть он и короток, опять, подобно выходу из гнезда, меняет склонности и повадки насекомых, покинувших родной термитник.

Несколько часов назад они избегали одиночества и, сбившись в неподвижные плотные стайки, скрывались в сырых подземных нишах, где жались друг к другу, плотно сложив крылья, которые ничто здесь не могло заставить привести в движение. Потом все их поведение стало другим: подчинившись ставшей неодолимой потребности и не страшась никаких опасностей, они поднялись на купол и в лихорадочной суматохе и спешке разбежались, стремясь оторваться друг от друга, распылиться, рассредоточиться и затем взлететь. Теперь, после полета, наступает новая перемена. Жилка, на которой держались крылья, сразу стала хрупкой, крылья «распоролись по шву», легко сброшены; насекомое опять приобретает новые потребности.

Теперь оно не ищет ничего похожего на ту всем обеспеченную многонаселенную общину, которую покинуло. Оно не ищет ничего похожего на ту свободную от каких бы то ни было забот жизнь баловня и иждивенца общины, дававшей крылатым и прочный дом, и щедрый стол. Наоборот, оно ищет полного уединения, идет на голод и холод, ищет возможности самому все начать сызнова.