Иван Ефремов: По следам гигантских ящеров

При взгляде на равнину мы встревожились. Как пройдут по ней наши машины, тяжело нагруженные добычей с Нэмэгэту? Действительно, дорога была невероятно трудной. Поверхность равнины представляла собою хаос песчаных промоин и груды валунов. На первых же десяти километрах лопнула передняя рессора грузовика, корпуса машин страшно трещали на перекосах. К концу дня удалось пробиться на гребень длинной гряды холмов в центре равнины, и здесь машины пошли легче. Проводник наш повеселел. Мы остановились на ночлег, разложив гигантский костер, так как кругом было много саксаула. В начале следующего дня мы подъехали к впадине Ширэгин-Гашун.

Полнейшую безжизненность этой равнины не тревожило ни малейшее дуновение ветерка. Несмотря на осень, здесь стояла страшная жара.

В первый день нам не удалось найти ничего. Никаких признаков костей не было, и пас начали мучить жестокие сомнения. На следующий день, разгрузив одну из машин — «Дзерена», мы пересекли па нем впадину в нескольких направлениях. Путь лежал через убийственные для машин пухлые глины, и здесь шофер «Дзерена» впервые запел, перефразируя слова известной песни: «Хороша страна Монголия…» Потом, как только дорога становилась трудной, он всегда заводил эту песню.

Наконец, на самом дне котловины ми нашли кладбище огромных динозавров, но нам нельзя было долго задерживаться здесь. Важно было подтвердить открытие Чудинова и заметить ориентиры кладбища. Составив карту местности и поставив опознавательные знаки, мы двинулись обратно на восток.

Отъехав около двадцати километров от Ширэгина, мы попали в настоящее море песков. Более легкие полуторки кое-как пробивались вдоль края сухого русла, а грузовик зарывался в песок по самую ступицу колес. Мы ходили на разведки к горам, но другого пути, как и доказывал проводник, не было. Мы изломали все доски, которые возили с собой, чтобы с их помощью машины могли проходить по пескам, и, наконец, пробились в такие места, где песчаные бугры стали реже. Здесь машины пошли быстрее, то есть смогли делать 12–15 километров в час. На закате мы увидели перед собой гигантские стодвадцатиметровые барханы песков Хонгорин-Элисун. Они не были страшны для нас. Мы объехали их стороной по степи, которая становилась все более каменистой, и к вечеру выбрались на автомобильную дорогу.

Наш «Дракон» ушел в Улан-Батор — столицу Монголии, куда понемногу мы начали вывозить свое имущество с базы, а мы на «Дзерене» и «Смерче» начали новое путешествие-на восток. Нам предстояло доехать до аймачного центра — Саип-Шанды, где была создана вторая временная база для работ в восточной части Гоби. До Саип-Шанды было около 800 километров, и достать проводника на такое далекое расстояние мы не смогли.

Поэтому в передовой машине непрерывно заседала «коллегия проводников» из Я. М. Эглона, меня и переводчика Лубсан-Данзана. Все мы были вооружены винтовками и по дороге охотились на дзеренов, снабжая экспедицию мясом, но в дороге были далеко не уверены.

Охота, кстати, тоже шла с переменным успехом, несмотря на хорошие винтовки и неплохие охотничьи способности членов экспедиции. Необыкновенно прозрачный воздух Гоби не давал возможности правильно оценивать расстояние. Дзерены появлялись внезапно и стремительно исчезали, так что времени для тщательного прицела не было. Наши пули ложились в землю к великому конфузу и досаде стрелков. Потом дело пошло лучше, мы научились разбираться в расстоянии. Как-то я на расстоянии 300 метров убил крупную антилопу; были эффектные выстрелы и у других.

Однажды, въехав в какое-то ущелье, мы заметили на скале над нами трех дзеренов. Я успел выстрелить, и большой козел свалился, как пораженный громом. Два других исчезли. Но как только мы сошли с машины, козел вскочил и скрылся за гребнем скалы. Мы взбежали на гребень: за ним тянулось открытое плоскогорье, и на нескольких километрах свободного пространства не было видно никаких следов у бежавших животных. У нас не было времени искать их более тщательно, но тайна их исчезновения так и осталась неразгаданной. Впрочем, тайна эта объяснялась той поистине поразительной, неправдоподобной быстротой, с которой бегают дзерены.

Несмотря на смелость, с которой мы взяли на себя обязанности проводников, незнание дороги сильно пас смущало. Выручила старая линия телеграфных столбов; вдоль нее мы и повели свои машины.

Как-то ночью мы остановились на ночлег в ущелье у самых столбов. Около нашей палатки лежал поваленный столб, висевший одним концом на железной проволоке. С наступлением вечера столб начал тихонько завывать, а к ночи заревел громче. Наконец, рев стал совершенно несносным, в палатке больше нельзя было разговаривать: мы не слышали друг друга. Один из нас не вытерпел и обрубил проволоку. Столб мгновенно умолк. Собранный по этому случаю ученый совет принял следующее объяснение: па этом участке линий сохранилась проволока, с закатом солнца где-то далеко поднялся ветер, и так как проволока возле палатки была сильно натянута поваленным столбом, то получилось нечто вроде гигантской басовой струны. В дневниках экспедиции эта ночевка так и называлась — «Лагерь ревущего столба».