Павел Мариковский: Маленькие труженики гор

Неожиданная находка меня поразила. Крошечные муравьи тетрамориусы были погребены под асфальтом еще с прошлой осени, пробыли в заточении ровно год, все лето трудились в темноте, не видя света, пытаясь пробиться из плена и — пробились. Может быть, они, бедняжки, пробовали пробраться и в стороны. Но откуда взять столько силы, чтобы провести спасительный тоннель в несколько метров до края дороги.

Чем же они питались во время своего длительного заточения? Может быть, ели корешки растений, случайно напали под землей на дождевого червя, личинку жука или гусеницу бабочки?

С лупой я склонился над гнездом тетрамориусов. Среди вынесенных наружу комочков земли валялись чистые панцири растерзанных на части муравьев. Все содержимое было аккуратно высосано. Те, кто способен был бороться за жизнь своей семьи, своего маленького «государства», питались погибшими, ослабевшими, уставшими.

С уважением смотрел я на маленьких энтузиастов. Сколько кипучей энергии заложено в каждом крошечном тельце. И теперь их ждала постоянная опасность погибнуть под ногами прохожих...

Но мои опасения оказались напрасными. Через несколько дней гнездо опустело и дырочку, пробитую в асфальте, занесло мусором. Муравьи расстались со своим жилищем — своей невольной тюрьмой — и переселились на новое место.

Счастливой вам жизни, муравьи!

Утром солнечные лучи падают сперва на вершину солнечного склона и освещают скалы, прикрытые можжевельником. Потом золотая от солнца полоска ширится и медленно движется вниз, к дну ущелья и нашим палаткам.

Мои товарищи по биваку, любители солнечных ванн, жалуются на ядовитую траву солнечных склонов, от которой, если полежать на земле, тело покрывается красными пятнышками, долго болит и чешется. Я что-то не верю в ядовитые свойства душистой богородской травки, густо покрывающей солнечные склоны ущелья, и мы, заспорив об этом, идем расследовать причину, мешающую наслаждаться утренним солнцем.

— А вы попробуйте-ка, полежите сами! — предлагают мне.

И действительно, стоило прилечь на пахнувшую тимолом траву, как стали ощущаться многочисленные уколы, потом жжение, зуд, а на коже проступили маленькие красные пятнышки.

— Убедились! — торжествуют любители солнечных ванн и начинают уверять, что трава обжигает, даже через простыню.

Я обезоружен, но не сдаюсь, внимательно разглядываю растения и вижу множество ползающих маленьких коричневых муравьев с матовыми головой, грудью и блестящим лакированным брюшком. На самом кончике брюшка в лупу видна крохотная иголочка-жало. Это маленький жалоносный муравей тетрамориус цеспитус. Он живет многочисленными поселениями, связанными друг с другом. В каждом маленьком поселении бывает несколько десятков тысяч особей, а в конгломерате связанных между собой муравейников насчитывается несколько миллионов. И все это государство незримо умещается на небольшой площади в четверть гектара.

— Богородская травка ни причем, — озадачиваю я своих товарищей. — Посмотрите, сколько тут обосновалось муравьев! У каждого муравейника, конечно, найдутся защитники, они и жалят непрошеных посетителей. Теперь, собираясь загорать на солнце, выбирайте место, свободное от муравьев!

И чтобы окончательно убедиться, мы прикладываем к телу муравьев и в лупу наблюдаем, как они старательно вонзают в кожу свой маленький кинжальчик и, конечно, изливают в ранку яд.

Рассматривая как всегда многочисленные и связанные друг с другом колонии этого муравья, я вижу, что большинство муравьев занято перетаскиванием своих товарищей. Но это не обычный перенос, какой нам удавалось видеть у рыжего муравья, и смысл его совсем другой: носильщики стаскивали своих мертвых собратьев в специальные места — муравьиные кладбища. Вон их сколько, этих кладбищ, плотно сложенных кучек мертвых муравьев! Они рельефно выделяются темными пятнами на светлой почве. И каждая колония сносит своих покойников в отдельную кучку.

В каких только позах ни лежат погибшие муравьи! Вот один в страшной боевой схватке раскрыл челюсти и расставил широко в стороны ноги. Другой весь скрючился комочком и подогнул брюшко к самой голове. Третий как-то странно изогнулся... Среди трупов кое-где виднеются и крупные мертвые матки. Их немало — в каждой кучке два-три десятка. Этот муравей очень плодовит и в каждой колонии содержится помногу яйцекладущих самок. Сколько же на каждом кладбище мертвецов? И, взяв на себя труд подсчитать, мы получаем цифру около десяти тысяч! Какова же причина такого бедствия?