Петр Кропоткин - Взаимная помощь среди животных и людей как двигатель прогресса

Где бы мы ни находили эти организации, их существенные черты везде остаются теми же самыми. Это — союз людей, занятых одною профессиею или ремеслом. Такой союз, подобно первобытному роду, имеет своих собственных богов и собственный церемониал богопоклонения, всегда содержащий в себе некоторые таинства, особые для каждого отдельного союза. Он рассматривает всех своих членов, как братьев и сестер — может быть (вначале) со всеми последствиями, которые налагались подобными отношениями в роде, или, по крайней мере, с церемониями, которые указывали или символизировали отношения между братом и сестрою, существовавшие в первобытном роде; и, наконец, в этом союзе существуют все те обязательства взаимной поддержки, какие существовали в роде; а именно: исключение даже самой возможности убийства в пределах братства, родовая ответственность всех братьев пред судом и обязательство, в случае возникновения недоразумений более мелкого характера, отдавать их на обсуждение судей, или, точнее, посредников из среды гильдейского братства. Таким образом, можно сказать, что гильдия складывалась по образцу рода и, по всей вероятности, ведет от него свое происхождение.

Вследствие этого я склонен думать, что те же самые замечания, которые были сделаны в тексте относительно происхождения деревенской общины, могут быть в равной степени приложены к гильдии, артели, ремесленным и соседским братствам. Когда все узы, которые ранее соединяли людей в их родах, были ослаблены вследствие переселений, появления отеческой семьи и растущего различия занятий — человечеством был выработан новый территориальный союз в форме деревенской общины, и другой союз — союз по занятию — выработался на основе воображаемого братства. Создавался воображаемый род , который выражался между двумя или несколькими людьми „кровным братством“ (славянское побратимство), а между бóльшим количеством людей различного происхождения, т. е. происходивших из различных родов, но населявших ту же самую деревню или город (или даже различные деревни или города), он выражался в форме фратрии, гетерии, амкари, артели, гильдии [361].

Что же касается до идеи и формы подобной организации, то ее элементы уже наметились со времени периода дикарей и передавались вплоть до позднейшего времени. Нам известно, что у всех дикарей имеются в роде отдельные тайные организации воинов, колдунов, молодых людей и т. д., а также мистерии или таинства, в которых сообщаются сведения об охоте или способах ведения войны и соответственные заклинания и обряды (маскированные танцы и т. д.). Эти своего рода ремесленные мистерии, которые Миклухо-Маклай называл „клубами“, были, по всем вероятиям, прототипами, образцами будущих гильдий [362].

Что же касается вышеупомянутого труда Е. Martin-Saint-Léon, то прибавлю, что он содержит очень ценные сведения относительно организации ремесел в Париже (на основании известной книги Boileau, „Le Livre des métiers“) и хороший свод сведений относительно вольных городов в различных частях Франции, со всеми библиографическими указаниями. Не должно, однако, забывать, что Париж был „королевским городом“ (подобно Москве или Вестминстеру) и что вследствие этого свободные учреждения средневекового города никогда не достигли в нем того развития, какого они достигали в свободных вечевых городах. Корпорации Парижа действительно представляют „картины типической корпорации, рожденной и развившейся под прямым руководством королевской власти“, как говорит Мартен-Сен-Леон, но не свободной гильдии вольного города. По той самой причине, что она развивалась „под прямым руководством королевской власти“ (причине, которую автор рассматривает, как причину их превосходства, между тем как она была причиной их сравнительной слабости, причем он сам, в различных частях своей работы, вполне ясно указывает на то, как вмешательство имперской власти в Риме и королевской власти во Франции разрушило и парализовало жизнь ремесленных гильдий), — по той самой причине, что они развивались со вмешательством королевских чиновников, они никогда не достигли того поразительного роста и влияния на всю жизнь города, какого они достигали в северо-восточной Франции, а также в Лионе, Монпеллье, Ниме и т. д., или в свободных городах Италии, Фландрии, Германии и славянского востока.

В работе о средневековом городе (Rietschel, „Markt und Stadt in ihrem rechtlichen Verhältnisse“, Leipzig, 1896) Ритшель развил идею, что происхождение германских средневековых вольных городов следует искать в рынке. — Местный рынок, поставленный под покровительство епископа, монастыря или князя, собирал вокруг себя население торговцев и ремесленников, но не земледельческое население. Секторы („концы“), на которые обыкновенно делились города, расходившиеся по радиусам от рынка и населенные каждый ремесленниками данного ремесла, служат, по его мнению, доказательством этой теории: секторы обыкновенно составляли „старый город“, а „новый город“ составляла земледельческая деревня, принадлежавшая князю или королю. Деревня и город управлялись по различным законам.