Константин Зорин - Гены и семь смертных грехов

Но возьмите другую ситуацию, речь пойдет о конкретном человеке. Мой старший друг, Федор Тимофеевич Пьянов, во время войны был взят в концентрационный лагерь. Я встретил его после войны, и в беседе он сказал, что из концентрационного лагеря, где он провел четыре года, он вынес тревогу. Я спросил, что он имеет в виду — потерял ли он веру, или его одолело отчаяние, и он ответил: “Нет. Но пока я был в концентрационном лагере, я чувствовал, что у меня есть право и власть заступаться за тех людей, которые так мучили нас, потому что в каждое мгновение я был страдальцем и имел божественную власть простить. Теперь я не страдаю. Но те люди, которые причинили нам столько нравственной боли и физического страдания, стоят перед Богом. Когда-то они станут перед Его последним Судом, и, когда я молюсь о них, я чувствую, что не могу больше молиться с уверенностью, что Бог меня слышит, потому что я больше не страдаю. Я ничем не могу доказать Богу, что моя молитва искренняя, что она идет из глубин”. Вот человек, который встретился со страданием и сумел подойти к этой встрече творчески. Это стало возможным, потому что в его подходе было достаточно крепости, чтобы зло было сведено на нет, хотя боль, страдание остались. Один из наших епископов, погибший в сталинское время, сказал: “Для христианина — привилегия умереть мучеником, потому что только мученик сможет в день Суда встать перед Престолом Божиим в защиту своих преследователей и сказать: во имя Твое и по Твоему примеру я простил их; Тебе больше нечего взыскать с этих людей!” Это до конца творческий подход к страданию — и на уровне страдальца, и на уровне зла, которое не равнозначно страданию».

Митрополит Антоний Сурожский

«Есть такие матери, которые, узнав во время беременности, что ребенок родится увечным или умственно отсталым, делают аборт и убивают свое дитя. Они не думают, что у этого ребенка тоже есть душа. Многие отцы приходят и говорят мне: “Мой ребенок будет ущербным? Почему Бог делает так? Я не могу этого вынести”. Какое же бесстыдство по отношению к Богу несет в себе такое отношение, какое упрямство, какой эгоизм! Такие люди, если Бог им не поможет, станут еще хуже. Однажды ко мне в каливу [184] Маленькое жилище отшельника или старца в Греции. вместе с отцом пришел студент, который от помыслов повредился в рассудке. Этого юношу лечили электрошоком. Несчастный у себя в доме терпел немалые стеснения. Он отличался благоговением. Совершая земные поклоны, он бился головой о землю. “Может быть, Бог пожалеет землю, — говорил он, — и пожалеет меня, который ее ударил”. То есть он думал о том, что Бог, пожалев землю, которой стало больно от его удара, пожалеет и его! Это произвело на меня впечатление! Себя этот юноша считал недостойным. Когда ему становилось хуже, он приезжал на Святую Гору. Я приводил в порядок его помыслы, один–два месяца он жил более–менее хорошо, и потом все начиналось сначала. Его отец не хотел, чтобы их знакомые видели его ребенка, потому что это задевало его самолюбие. Он страдал от своего собственного эгоизма. “Мой сын компрометирует меня в глазах людей”, — заявил он мне. Услышав это, сын сказал ему: “Слушай, лучше смирись! Вот я — псих и веду себя естественно! Ты что, хочешь загнать меня в тесные рамки приличий? Знай, что у тебя ребенок псих, и веди себя естественно! Ты что, один имеешь ребенка психа?” “Вот это да! — подумал я. — Кто же из них двоих сумасшедший?”

Видите, до чего доводит эгоизм? Отец может даже пожелать гибели своего ребенка! Когда я жил в миру, то был знаком с одним умственно отсталым ребенком. Родители, идя в гости, не брали его с собой, чтобы им не было из–за него стыдно! И надо мной смеялись, потому что я с этим ребенком разговаривал. Однако этот ребенок занимал в моем сердце место лучшее, чем те, кто над ним смеялся».

Старец Паисий Святогорец

«…Я хотел бы кратко рассказать вам еще об одной женщине, моей сверстнице, которая умерла от рака груди. Она была женщина очень простой и непосредственной веры. Когда обнаружилось, что у нее острая форма рака, который, вероятно, убьет ее за довольно короткий срок, и что можно попытаться применить лечение, хотя успех маловероятен, она стала лечиться. Она считала, что Бог, как говорит Писание, создал лекарство и врача (Сир. 38, 1–15), и совершенно законно ей лечиться. Лечение не помогло, и постепенно она стала умирать. У нее сделались язвы, затем глубокие раны, и, в конце концов, болезнь разъела ребра, так что были видны легкие. На протяжении всего этого времени женщина с невероятной простотой веры и невероятным мужеством, родившимся из ее простой веры, говорила: “Я не стану принимать никаких болеутоляющих средств, пока могу терпеть боль”, — и терпела. Однажды ночью, уже под утро, она позвала мужа и сказала: “Теперь можешь давать мне что угодно, чтобы избавить от боли. Я лежала, и внезапно увидела Христа, и теперь я в мире. И больше не имеет значения, жива я или умерла”. В эту минуту она почувствовала, что может равно принять жизнь и смерть, и что она получила от страдания (и не только физического, потому что ей было сорок с небольшим лет, у нее были двое детей и муж, и она любила жизнь) все, что оно может дать. Она приняла это и теперь нашла вечную жизнь в лице Того, Кто есть Вечная Жизнь…