Анатолий Иванов - ЛОГИКА КОШМАРА

А сколько солдат уложили зря в неподготовленных контрударах Западного фронта, нанесенных в ноябре 1941 года по приказу Сталина и опять-таки вопреки протестам Жукова? (Г.К.Жуков, цит. соч., с.ЗЗ6-337). А при скороспелых попытках развить контрнаступление в начале 1942 года? (там же, с.350-352). Сталин возжелал сразу изменить ход событий на всем фронте от Балтийского до Черного моря, но это привело к разбросу сил и повсеместным поражениям: к катастрофе той же 2-ой ударной армии Власова, к гибели ударной группы генерала М.Г.Ефремова в районе Вязьмы, к бессмысленным жертвам в районах Ржева и Демянска, и, наконец, к крымской бойне.

Мы уже упоминали о трагических событиях, происшедших в Крыму весной 1942 года, когда рассказывали о военных “подвигах” Мехлиса. За крымское поражение Мехлис расплатился тем, что был снят с поста заместителя наркома обороны и начальника Главного политуправления Красной армии и снижен в звании до корпусного комиссара. Но, по словам Жукова, личную ответственность за эту катастрофу нес сам Сталин, потому что наступление в Крыму было предпринято по его настоянию, и такое количество войск было сосредоточено там тоже по его настоянию (Симонов, цит, соч., с.З6б).

Ошибочным было и решение развернуть наступление на Харьков в мае 1942 года, но в этом случае ответственность нельзя возлагать на одного Сталина. Он был за наступление и говорил: «Не сидеть же нам в обороне сложа руки и ждать, пока немцы нанесут удар первыми!» Но Сталин опирался при этом на мнение командующего Юго-Западным фронтом Тимошенко, который считал, что войска этого направления в состоянии и безусловно должны нанести немцам упреждающий удар. Хрущев в своем закрытом докладе на ХХ съезде попытался свалить всю вину на Сталина и тем самым, как пишет Д.Волкогонов, «создать себе историческое алиби» («Триумф и трагедия», кн.II, ч.1, с.231). Однако ложь Хрущева опровергает Жуков, который хорошо помнит, что в середине мая 1942 года Сталин говорил по телефону с Тимошенко и Хрущевым, бывшим тогда членом Военного совета Юго-Западного фронта, и выразил серьезные опасения в отношении краматорской группировки противника, однако и Тимошенко, и Хрущев в один голос заверили его, что опасность со стороны этой группировки преувеличена и нет основания прекращать наступление, как предлагал Генштаб. (Г.К.Жуков, цит. соч., с.365-368). Хрущев на ХХ съезде просто врал, будто они с Тимошенко предостерегали Сталина, на самом деле они, наоборот, толкали Сталина на продолжение авантюры, а Сталин имел неосторожность с ними согласиться. Результатом была еще одна из самых страшных катастроф Великой Отечественной войны, окружение и разгром двух армий и оперативной группы генерала Бобкина и гибель генералов Бобкина, Костенко и Подласа.

Только после этого страшного урока Сталин начал, наконец, умнеть, но еще с рецидивами старых замашек – в сентябре 1942 года по его настоянию были произведены неподготовленные контрудары под Сталинградом (Г.К.Жуков, цит. соч., с.378-379), т.е. опять много народа погибло зря.

Когда были напечатаны воспоминания Г.К.Жукова, было видно невооруженным глазом, что они подверглись строгой цензуре и маршал не имел возможности высказаться откровенно. Поэтому, чтобы узнать подлинное мнение Жукова о Сталине, приходится обращаться к записям бесед с Жуковым, сделанным К.Симоновым.

«В стратегических вопросах Сталин разбирался с самого начала войны. Стратегия была близка к его привычной сфере – политике, и чем в более прямое воздействие с политическими вопросами вступали вопросы стратегии, тем увереннее он чувствовал себя в них».

«В вопросах оперативного искусства в начале войны он разбирался плохо. Ощущение, что он владеет оперативными вопросами, у меня лично начало складываться в последний период Сталинградской битвы, а ко времени Курской дуги уже можно было без преувеличения сказать, что он и в этих вопросах чувствует себя вполне уверенным».

«Что касается вопросов тактики, строго говоря, он не разбирался в них до самого конца. да, собственно говоря, ему как Верховному главнокомандующему и не было прямой необходимости разбираться в вопросах тактики. Куда важнее, что его ум и талант позволили ему в ходе войны овладеть оперативным искусством настолько, что, вызывая к себе командующих фронтами и разговаривая с ними на темы, связанные с проведением операций, он проявлял себя как человек, разбирающийся в этом не хуже, а порой и лучше своих подчиненных. При этом в ряде случаев, он находил и подсказывал интересные оперативные решения».