Постепенно окружал себя своими людьми Жданов. Его ближайшим сподвижником был А.С.Щербаков (р.1901), работавший под его руководством еще в Нижнем Новгороде. В 1936 году Жданов взял Щербакова к себе в Ленинград, а в 1938 году Щербаков возглавил московскую парторганизацию. В 1939 году он стал членом Оргбюро, а в 1941 – секретарем ЦК и кандидатом в члены Политбюро.
Хрущев в своих мемуарах пишет о Щербакове со злобой, как о “ядовитой змее”, хотя и не объясняет, почему. А причина вполне понятна: Щербаков отнял у Хрущева Москву, куда Хрущев вернулся снова лишь в 1949 году. Из-за этой неприязни Хрущев не позволил дать станции метро “Мир” имя Щербакова, и сегодня это имя снова стерто со схемы московского транспорта “демократами”, которые, очевидно, мстят Щербакову за то, что именно он в 1942 году занял место Мехлиса во главе политуправления армии.
другим выдвиженцем Жданова был Н.А.Вознесенский (р. 1903), заместитель председателя Ленсовета, ставший в 1938 году председателем Госплана, в 1939 году – заместителем председателя СНК, а в 1941 году – кандидатом в члены Политбюро. К той же ленинградской группе принадлежали и новые члены ЦК зам. председателя СНК Косыгин, секретарь ЛК А.Кузнецов, а также кандидаты в члены ЦК Родионов и Попков. Всю эту группу беспощадно уничтожил после войны “добрый папаша” Маленков, но об этом позже.
Поскольку мы уже вплотную приблизились к войне, естественно задать вопрос, как отразились все наши внутриполитические “неурядицы” конца 30-х годов на советско-германских отношениях, точнее, была ли допущена ошибка в выборе внешнеполитического курса, и если да, то когда и какая именно? От советско-французского договора 1935 года СССР пришел к советско-германскому пакту 1939 года. Что случилось у нас за этот отрезок времени – известно. Но остается не вполне выясненным вопрос, в какой мере происшедшее было связано с изменением политического курса.
Р.Конквест (и не он один) устанавливает прямую связь: “часто полагают, что одним из мотивов сталинской чистки, в частности, чистки армии, было обеспечение свободы маневров, закончившихся нацистско-советским пактом в 1939 году” (Великий террор, с.297), причем, по словам Конквеста, заключенные предсказывали этот пакт еще в 1938 году, исходя из арестов иностранных коммунистов. Но с какой, спрашивается, стати Сталин воспылал такой любовью к Гитлеру, что начал крушить все, мешавшее соединению любящих сердец?
Вздор, конечно. Какая там любовь! Правда, мне приходилось слышать от немцев такое мнение, будто грузины в Советском Союзе были самым германофильски настроенным народом, и не случайно, дескать, сын Берии учился в Германии, а Берия еще в 1953 году, за 37 лет до Горбачева, хотел способствовать объединению Германии. Историк С.Случ (“Россия”, 1992, №25) отмечает, что почву в Германии зондировали такие доверенные люди Сталина, как зам. наркома внешней торговли Элиава, торговый атташе в Берлине Канделаки, а Енукидзе еще в 1934 году указывал послу Германии Шуленбургу на полный смысл наладить прочные отношения на основе схожести однопартийных систем правления в СССР и Германии.
Дело, конечно, не в грузинах. В 1939 году речь шла совсем о другом. Стратегическая цель западных “демократий” оставалась той же, что и в 1914 году, когда, устроив сараевскую провокацию, они стравили русскую и германскую монархии с целью добиться их обоюдного краха и присоединить их ко всемирной масонской империи. После 1933 года, когда Германия выпала из мировой масонской системы, в повестку дня снова встала прежняя задача в несколько видоизмененной форме. Требовалось стравить два “тоталитарных режима” и снова добиться таким путем их обоюдного краха. Это удалось сделать, но крах в 1945 году потерпела одна Германия, с Россией же пришлось провозиться еще четыре с половиной десятилетия, прежде чем удалось вернуть ее в лоно “мировой цивилизации”, о которой наши “демократы” не могут говорить иначе, как с благоговейным придыханием, обливаясь счастливыми слезами и соплями, на самом же деле речь идет о том, что Россию прикрутили к вышеупомянутой мировой масонской системе. Надолго ли?
Чего добивались в 1939 году Англия, Франция и США, Сталин отлично понимал задолго до того, как Трумэн сделал свое печально знаменитое заявление: “Если будет выигрывать Германия – нужно помогать России, а если будет выигрывать Россия, то нужно помогать Германии, и пусть они ослабляют друг друга как можно больше”. Сталин понимал, что основная тяжесть войны, в которую втягивали Советский Союз, ляжет на плечи нашей страны. И Сталин поставил перед собой колоссальную внешнеполитическую задачу: не дать на потеху бесам навлечь себя в войну, попробовать ИЗБЕЖАТЬ войны.
Читать дальше