Крылов Владимир. - Чёрт красивый

А она от него, в верх по ступенькам заторопилась, да руками юбку придерживает – не даёт стягивать, вроде как сопротивляется:

— Уйди!.. Уйди окаянный!

А он не уходит, навалился всем телом, выхватил у неё из рук эти самые «Повести Белкина», да так прямо-таки силой под задницу их ей подпихнул – во как.

— Это ещё зачем? — поинтересовалась, находясь в полной растерянности, недогадливая Лизавета Филипповна.

А он ей и поясняет:

— Это чтобы удобней было – матушка…

— Чего!? — снова поинтересовалась наша труженица.

— Расслабься… Вот чего…

И начал… начал… начал было Александр Сергеевич настойчиво дышать ей в ухо.

— Эй!.. А ну-ка постойте! — затрепыхалось тело нашей дамочки в его волосатых руках. — Постойте, кому говорят!

Да только Пушкин на слова её последние – чихать хотел; даже внимания не обратил, а сам всё сильнее любить её продолжает. Мочку уха ей легонько прикусил, да ещё шепчет при этом что-то важное; кажется, по-французски:

— La sotte, je vous en veux ... — и через мгновение, — j'implore assis sur le cul exactement...*

А она ему по-русски:

— Эй товарищ!..

И тут же попыталась вырваться из его крепких объятий, а когда поняла, что это ей не удастся, то так же по-русски добавила:

— Твою в душу мать!.. Да что же это такое?.. У меня же читатели могут нагрянуть… Мне же работать надо…

— А я об чём!.. Работайте-работайте Лизавета Филипповна!.. — постарался успокоить её Александр Сергеевич, — Не торопитесь: раз-два, раз-два…

Нет конечно Лизавета тайно мечтала об этом – да ещё бы не мечтать о таком… ведь всю жизнь можно сказать – только об этом и думала, ещё с первого класса, и каждый раз надеялась – что вот-вот, да и обнимет её Амур … Ну конечно на Александра Сергеевича она даже особенно и не рассчитывала, он ей всегда казался явно не по зубам – эдакий франт; а вот на счёт Алексея Максимовича Горького, вполне… Но это так, в мечтах девичьих, не более.

И уж конечно даже не предполагала, что это – не более, на самом деле запросто случиться. Да ещё так внезапно, без особой на то подготовки. Она и растерялась – она не могла не растеряться: Так что же ей теперь было делать? Ей, такой скромной, такой застенчивой девушке, ещё совершенно не испорченной жизненными на то трудностями?..

«Может его укусить? — подумала она, — но ведь он такой хороший… и тем более, а вдруг он не любит, когда его кусают?»

Вот так, прямо вся в сомнениях – быть или не быть… И всё-таки она его укусила, изловчившись ухватила зубами поэта за нос, не так чтоб очень сильно – но вполне для него достаточно.

Возмутился тогда «певец Леилы»: не ожидал он вообще подобного противостояния.

— Что же вы сударыня себе такое позволяете? — возмутился на то Пушкин.

— А вот, так!.. — ответила ему сударыня.

— Да вы же сами Лизавета Филипповна того хотели!? Вы же сами, всегда меня об этом просили!?. Ещё с первого класса вы с этим ко мне приставать начали… И учебник с моей картинкой – измочалили напрочь…

— Да, хотела… Да приставала, — тяжело дыша призналась Лизавета, — Но ведь это было в мечтах! А на деле я девушка очень скромная… Вы таких, возможно, товарищ Пушкин, у себя там в городе своём Пушкине, и не встречали, наверное.

И даже пригрозила ему:

— А если не слезете с меня – то я вас тогда ещё сильней покусаю.

На что Пушкин отстранился да попятился, и уже было по ступенькам спустился, натягивая при этом штанишки, а далее к дверям припустил; видимо и вправду струхнул... Не в том смысле что успел закончить начатое дело – а в смысле что напугался очень.

— Ладно, — отступая произнёс Пушкин, — Извините мадам, я, пожалуй, действительно адресом ошибся, я, пожалуй, тогда в СЕЛЬПО загляну, там кажется тоже женщина продавщицей работает… быть может хоть там меня сегодня обслужат как следует…

«Конечно, там-то точно тебя обслужат по полной программе!.. — словно молнией мелькнуло в голове у Лизаветы Филипповны, — Ещё-бы… Эта самая голодная Кирпичёва раздумывать не станет: нет, нельзя его отпустить – никак нельзя».

А Пушкин уже к дверям, ещё пару шагов и совсем исчезнет. Требовалось срочно что-то предпринять, ибо в объятиях продавщицы совсем пропадёт, вот о чём подумала тогда сомневающаяся Лизавета, стоя как ей казалось на перепутье:

«А с другой стороны – как бы низко самой не упасть в глазах Александра Сергеевича – вот что главное. И вообще, что он о ней в конце концов может подумать, ежели с первого раза она ему прямо на книжках честь отдаст. Как говориться – береги честь смолоду… Эх, да хрен с ней с честью то этой самой – эка невидаль; чай не в армии, это там приходиться честь отдавать по каждому случаю – на право и на лево; а здесь разве что иногда… а потому что некому… а тут такой случай…».