Ян Стивенсон - Реинкарнация

Обе Алессандрины иногда говорили о себе в третьем лице. Например, они говорили: «Алессандрина боится». А ещё у них была привычка забавно коверкать имена – скажем, свою тётю Катерину они называли Катераной. У Марии Паче не замечали игру со словами.

В 1913 году физические сходства у двух Алессандрин стали ещё более очевидными, чем прежде, когда двойняшки только родились. В своём втором отчёте Кармело Самона опубликовал фотографии Алессандрины I в возрасте 3 лет и 8 месяцев и двойняшек в двухлетнем возрасте (Samona, 1913a). На фотографиях у Алессандрин видна лицевая асимметрия. У них обеих левый глаз располагается заметно ближе к средней линии лица, чем правый, а левый уголок губы короче правого. У Марии Паче не было такой асимметрии лица 19. По оценкам Кармело Самоны, Алессандрина II была «точной копией» Алессандрины I, за исключением того, что она была немного более миловидной, чем её умершая старшая сестра. Обе Алессандрины были левшами, тогда как Мария Паче и остальные члены семьи были правшами.

Отчёты об этом случае привлекли к себе некоторое внимание европейцев, по крайней мере тех из них, кто читал спиритуалистическую литературу. Среди них был и Чарльз Ланселин, который переписывался с Кармело Самоной о случае с его двойняшками. Ланселин воспроизвёл в книге текст письма, полученного им от Кармело Самоны и датированного 20 марта 1921 года (Lancelin, 1922). В этом письме говорилось о том, что двойняшки всё менее походят друг на друга, хотя сходство между Алессандринами остаётся неизменным. В то время у Алессандрины II появился интерес к «духовным вопросам», и временами она погружалась в созерцание; домашними делами она интересовалась мало. Мария Паче, напротив, любила играть с куклами и интересовалась домашним хозяйством.

Кармело Самона включил в своё письмо сообщение о единственном случае, когда Алессандрина II упомянула о том, что было в её предыдущей жизни. Я привожу соответствующие абзацы из этого письма, которое я перевёл с французского языка:

Два года назад [когда двойняшкам было восемь или девять лет] мы обсуждали с девочками предстоящую поездку с ними в Монреаль [город в 10 километрах к юго-западу от Палермо] на экскурсию. Как вы знаете, в Монреале находится красивейшая в мире норманнская церковь. Моя жена сказала нашим девочкам: «Там, в Монреале, вы увидите то, что вам ещё не доводилось видеть». Алессандрина [II] ответила: «Мама, я же знаю Монреаль, я в нём бывала». Моя жена тогда заметила ей, что она ещё не была в Монреале, на что Алессандрина [II] ответила: «Нет, была! Я туда ездила. Помните? Там есть большая церковь со стоящим на её крыше гигантским человеком с разведёнными руками». (И она изобразила руками распростёртые объятия.) «Неужели вы не помните, как мы ездили туда с одной дамой, у которой были рожки, и ещё встретили каких-то маленьких священников, одетых в красное?»

Мы не могли вспомнить, чтобы мы когда-либо говорили с двойняшками о Монреале; Мария Паче ничего не знала о том городе. И всё же мы полагали, что кто-то другой в нашей семье мог рассказывать о тамошней большой церкви со статуей Иисуса над главным входом; но поначалу мы не могли взять в толк, о каких «даме с рожками» и «священниках в красном» идёт речь. Затем моя жена вдруг вспомнила, что мы когда-то ездили в Монреаль, взяв с собой Алессандрину [I]. Это было за несколько месяцев до смерти нашей дочери. Мы также захватили с собой одну из наших знакомых, которая жила в другом месте и приехала в Палермо, чтобы обратиться здесь к врачам по поводу каких-то шишек у неё на лбу. Помимо этого, когда мы заходили в церковь, на нашем пути встретились какие-то православные священники, облачённые в синие рясы с отделкой красного цвета. И тут мы вспомнили, что это зрелище произвело на Алессандрину [I] сильное впечатление.

Даже если предположить, что кто-то из нас и говорил Алессандрине [II] о той церкви в Монреале, то всё равно остаётся сомнительным, что мы стали бы упоминать о «даме с рожками» или о «священниках, одетых в красное», поскольку такие подробности не представляли для нас интерес.

Комментарий

Как я уже говорил, комментаторы, жившие в период, когда произошёл этот случай, относились к нему скептически из-за слишком короткого промежутка времени (восемь месяцев) между смертью Алессандрины I и рождением Алессандрины II. Критики отмечали, что Адель Самона узнала о своей беременности только 10 апреля 1910 года, если предположить, что она забеременела примерно за неделю до того – таким образом, её беременность могла продолжаться, по всей видимости, немногим более 7 месяцев. Это, впрочем, ещё не означает, что двойня, родившаяся на таком сроке беременности, нежизнеспособна. В одном из своих ответов критикам, утверждавшим, что для двойни такая беременность была слишком непродолжительной, Самона процитировал несколько акушерских книг, в которых говорилось о том, что преждевременные роды – обычное дело при вынашивании двойни (Samona, 1914). Недавно изданная монография подтвердила это (Segal, 1999).