Вадим Никольский: Через тысячу лет [Научно-фантастическая проза]

Финку сегодня положительно не везло…

Начать с того, что утром шел дождь, отчего трава отсырела, сделалась скользкой, и легкие серые брезентовые сапоги, надетые утром в расчете на сухую погоду, оказались к полдню совершенно мокрыми и грязно-зелеными. Вдобавок, перенося нивелир с одной стоянки на другую, Финк потерял равновесие и с инструментом на плече плашмя растянулся на мокрой земле. Кроме того, черт его знает как, выскочило стекло буссоли и разбилось о камень.

Вообще день выдался для Финка на редкость неудачный: дождь, отнявший два часа самого дорогого времени утром, неудачное падение с инструментом, который придется сейчас выверять, выпачканное платье, разбитое стекло и, кажется, неверная запись в нивелировочном журнале. Записанную неверную цифру, правда, можно легко переправить: из четверки сделать семерку и из нуля — три, но у Финка нет твердой уверенности, что это маленькое исправление снова не будет замечено инженером Ридом, исключительно неприятной личностью — он уже довольно прозрачно намекал о своем желании видеть записи в нивелировочном журнале Финка хотя бы вполовину такими же безукоризненными, какими выглядят его гетры и френч. Спрашивается: какая связь существует между гетрами и нивелировкой? В этом нелепом сопоставлении нет ничего, кроме пустого острословия, свойственного инженерам вообще, а инженеру Риду в особенности!

Однако, время шло и шло, драгоценные минуты исчезали, а намеченная Финком на сегодня работа не была доведена еще и до половины.

Установив треножник инструмента, Финк оглянулся назад, где рабочий с рейкой давно уже нетерпеливо топтался с ноги на ногу. Рейка стояла косо.

— Вправо, вправо — еще… так… много… Назад! да назад, черт вас побери! Долго я еще буду с вами возиться!.. — озлобленно заорал Финк на реечника, радуясь возможности сорвать на ком-нибудь свою досаду.

С грехом пополам, ругаясь и проклиная все тот же утренний дождь, Финк прошел еще четыре пикета и остановился, тяжело дыша от полуденного зноя.

— То дождь, то солнце жарит… Нелепая погода… — пробормотал он недовольно, присаживаясь на придорожной тумбе и отирая капельки пота, выступившие на лбу. — Кажется, не кончить сегодня: еще четыре километра по шоссе и кусок болота за железнодорожным полотном. Неужели здесь негде напиться? — перебил он самого себя. — Пойдем, попытаемся достать глоток чего-нибудь холодненького…

Небольшой каменный особнячок с садом, обнесенный высокой кирпичной оградой, внушил Финку мысль, что, может быть, за стенами этого домика обнаружится какая-нибудь добрая душа, которая не откажет в стакане холодной воды или молока молодому инженеру (в этих случаях Финк всегда рекомендовался инженером).

Низкая железная калитка в стене оказалась незапертой, когда Финк толкнул ее ногой. За стеной зеленел небольшой садик с двумя клумбами цветов, на которых виднелись какие-то незнакомые Финку растения вперемешку с анютиными глазками, левкоями и пионами. Дорожки между клумбами были аккуратно посыпаны желтым песком, деревья подстрижены и подвязаны — видно, за садом ухаживала опытная и заботливая рука… Особнячок, выглядевший снаружи маленьким, вблизи оказался довольно поместительным, хотя и несколько запущенным строением, но, странное дело, несмотря на полдень, в доме не замечалось никакого движения… Зеленые жалюзи на всех окнах были спущены, и, казалось, дом был совершенно необитаем. Этому, однако, противоречили лежавшая на крыльце широкая мужская соломенная шляпа и стоявшие тут же грабли и лейка с водой, доказывавшие, что кто-то из живущих в доме еще недавно работал в саду. Финк взошел по скрипящим ступенькам балкона и осторожно постучал в полуприкрытую дверь. Никто, однако, не появлялся. Финк постучал посильнее, но с тем же результатом. Тогда он нажал ручку и попробовал войти сам, без разрешения хозяев.

Открыта была и другая дверь в соседнюю комнату.

— Что за черт, — пробормотал Финк про себя, — точно дом нежилой… Но ведь кто-нибудь должен же быть здесь. Чья же тогда эта шляпа на балконе?