Патрик Уайт - Фосс

– Их причины, – сказал Лора, – простые, честные, личные. Насколько я могу судить. Ведь такие решения принимаются в одиночестве. И уж точно после мучительных размышлений.

Темнота начинала бесноваться.

– Бог, от которого они отказались, – это низменный Бог, – продолжал настаивать Фосс. – Его легко уничтожить, потому что он воплощен в них самих. Он немощен, потому что подобное уничтожение не является доказательством силы. Атеизм есть самоубийство, понимаете?

– Я понимаю, что разрушаю сама себя. А как же вы, мистер Фосс?! – вскричала Лора. – Меня беспокоите сейчас именно вы! Видеть, как та же учесть вот-вот настигнет другого человека, гораздо, гораздо хуже!

В пылу страсти она схватила его за руку и крепко сжала. Все их жесты были некрасивы и судорожны. Мужчина и девушка стояли, широко расставив ноги под покровом своих невинных одежд, чтобы удержаться на шатающейся земле.

– Не вижу между нами никакого сходства, – заявил Фосс.

Он снова стал холоден, хотя и не мог отвести от нее взгляда. Руки Лоры цепко сжимали его запястье.

– Наверно, мы оба прокляты из-за нашей гордыни, – сказала Лора.

Фосс стряхнул ее руки и отшатнулся. Он вытер влажные губы, перекошенные скорее от гнева, чем от слабости. Он глубоко задышал. Он пил громадные бесплодные небеса, полные мерцающих звезд. Девушка подле него теперь ощущалась как нечто мягкое и беззащитное.

И в самом деле, Лора Тревельян больше не чувствовала себя вправе узнать что-нибудь еще, какие бы истины ей ни открылись.

– Вы решили покончить с Богом по причине рассудочного тщеславия, – проговорил Фосс, наверняка с улыбкой. – Однако последствия этого – забота исключительно ваша, уверяю вас.

Так оно и было, и он давал ей это понять.

– Думаю, вы подозреваете в том же самом и меня, – продолжил Фосс. – Вам следует понимать, что в Бога я верю. Хотя и поклоняюсь Ему с гордо поднятой головой. Ах, смирение, смирение! Мне оно кажется особенно мерзким. Кстати, мой Бог – выше смирения.

– А, – кивнула она. – Теперь я понимаю.

Все прояснилось. Она увидела, что Он стоит в сиянии Своей собственной светозарной пустыни. Разумеется, Он был неуязвим.

И вот тогда Лора Тревельян преисполнилась к нему жалости. Себя она больше не жалела, как много недель подряд в доме дядюшки, чей неизменно доброжелательный материализм весьма способствовал жалости к себе. Вместе со смирением к ней вернулась любовь.

– Я буду думать о вас с тревогой, – сказала она. – Гордость такой силы перед лицом того, что вам предстоит в этом путешествии, не может не вызывать тревоги.

– Я не привык себя ограничивать.

– Тогда я научусь молиться за вас.

– Я подловил вас дважды! – засмеялся он. – Вы – апостол Любви, маскирующийся под атеиста, исходя из собственных инквизиторских соображений! Моя бедная мисс Тревельян! Ваши молитвы будут следовать за мной в глубь Австралии, словно клочья белой бумаги. Я так и вижу эти трепещущие на ветру клочья! И теперь я знаю наверняка, что вы – из тех, кто молится.

– Я давно перестала молиться. Но я научусь.

Эти простые идеи окружало столько трудностей, что им едва удалось зародиться в ее смятенном разуме.

Потом уже он коснулся ее, обняв за плечи, и они поняли, что вернулись обратно в свои тела.

– Мне кажется или стало очень холодно? – спросила она, содрогнувшись.

– Вас будут искать. Мы заблудились в саду.

– Все слишком заняты друг другом.

– Сегодня вечером я был вам ненавистен, – заметил немец, словно это только что пришло ему в голову, однако девушка не обиделась, поскольку обрела утраченные некогда убеждения, и теперь его недостатки ее даже радовали. – Мы поступили неразумно, позволив друг другу вторгнуться в наши естества.

Она улыбнулась.

– Я знаю, что вы улыбаетесь, – сказал он, затем рассмеялся и спросил: – Почему?

– Мне понравился оборот «наши естества», – ответила она. – Разве это не выразительно?

– Еще как выразительно, не побоюсь этого слова, в своей неуклюжести.

Тем вечером красивая, но неуверенная в себе девушка в мерцающем синем платье и страстная, но растерянная душа женщины, которая металась по темному саду, пытаясь спасти (если не сказать подчинить) другую душу, были совершенно чисты от несуразного плотского влечения.

– Я давно отказалась от попыток выразить свои мысли и чувства, – призналась она.

Мужчина зевнул. Он знал, что ему приятно общество этой измученной молодой женщины, которая в данной ситуации держалась поразительно естественно, как и велело хорошее воспитание.