Патрик Уайт - Фосс

– Если бы вы не были больны, Фрэнк, – наконец сказал Фосс, – то не поверили бы собственным ушам.

Теперь молодой человек все понял.

– Это из-за опия, – объяснил Фосс, не выдерживая. – Вы и сами не вспомните того, что наговорили. Именно поэтому, – сухо добавил он, дергая тощей шеей, – я признаю, что это может быть правдой.

Так, в итоге, они достигли единодушия.

Лемезурье, стремясь извлечь из их отношений последнюю каплю крови, подался вперед и спросил:

– Поскольку я удостоен чести присутствовать при осуждении человека на вечные муки и надлежащим образом выразить все, что в это время переживаю в своей душе я сам, согласны ли вы играть свою роль до конца?

– Иного пути нет, – ответил Фосс, обращаясь к серо-зеленому телу спящего товарища.

Немцу хотелось изучить блокнот, однако его удержала неприязнь или даже страх прочесть в нем свои собственные мысли. Вскоре он тоже уснул в отблесках оловянного света.

Утром глава экспедиции решил взять с собой лишь мальчика-аборигена и поискать более подходящее место для стоянки, где они смогут укрыться от дождя и подлечить заболевших. Уже через пару миль на противоположном берегу реки они обнаружили пещеры.

– Иди-ка, Джеки, – велел Фосс, – и проверь, насколько там сухо.

Черный мальчик, чье голое тело тряслось и нервничало под саваном мокрой парусины, отказался наотрез.

– Слишком черно. Этот черный потеряться внутри!

– Дугалд бы не испугался, – заметил Фосс.

– Дугалд тут нет! – честно ответил Джеки.

Фосс яростно проклял всех черных свиней, однако тут же принялся убеждать себя, что виной тому дождь, потому как верил: черные подданные его королевства будут еще долго разделять его страдания после того, как белые отрекутся.

Смирившись, он направил несчастную лошадь к желтому берегу и в ледяной поток, мигом поглотивший все мысли и чувства. Не считая этого, они плыли просто восхитительно. Ни один сон не мог бы быть более плавным, тихим, неизбежным. Бедная лошадь, казалось, не плывет – топчется по воде. Наконец она чиркнула копытами по дну, напряглась, вылезла на противоположный берег и отряхнулась так, что кости животного и всадника застучали друг о друга со страшной силой. Едущий следом Джеки придерживал во время переправы хвост гнедого мерина и стоял теперь на берегу, улыбаясь и дрожа от холода в своей светящейся наготе, потому что парусиновый плащ он утопил. Кожа его, в отличие от остальных аборигенов, напоминала скорее бронзу, чем железо; страх и холод облагородили ее до золота высочайшей пробы, примирив Фосса со своим рабом, особенно после того, как вследствие его собственной храбрости удалось преодолеть реку.

– Теперь, – объявил он, – мы осмотрим пещеры.

Черный мальчик не стал возражать, но и вперед белого человека, владевшего магией изгнания, не полез. Ночь была ужасна и никогда не покидала своих гнезд, вроде этих пещер. Без огня он бы туда не сунулся. Доверять не следовало даже лунному свету, ведь он всегда полон соблазнов злобного меха и коварных зубов, которые норовят впиться в черную кожу.

– Черные лежать в эти пещеры, – заявил Джеки, начиная кое-что понимать.

– Как-как? – переспросил Фосс.

Черный мальчик не мог объяснить своих предчувствий, поэтому улыбнулся и покачал головой, избегая выжидательного взгляда своего господина.

– Скоро все увидим, – сказал немец, входя в пещеру.

Оттуда мигом ринулись наружу летучие мыши, закричали на дождь, сделали круг и за неимением других вариантов вернулись в потревоженную темноту. Оставшись один, черный мальчик понял, что лучше уж последовать за мышами, и присоединился к хозяину. Как хорошо, что тот у него есть, вздохнул с ним вместе дождь.

Как выяснилось, пещеры не были ни слишком глубокими, ни слишком темными, к тому же в самой просторной из них в скале наверху зияла шахта, и сквозь нее сочился пыльный свет. Пол скрывался под толстым слоем пыли, которая приглушала шаги и вызывала благоговейный трепет. Пахло пылью и вечностью, а также, вероятно, и человеческими останками, древними и давно упокоившимися.

Под воздействием света черный мальчик взволнованно залопотал на своем языке. В пещере запахло живым юным телом. Судя по выражению беспечности на его лице и мечтательным движениям, место это было полно светлой магии.

И тут Фосс заметил рисунки.

– Джеки, что они означают? – спросил он.

Мальчик принялся объяснять на родном языке, указывая пальцем.

– Verfluchte Sprachen! [31] Проклятые языки! ( Нем. ) – вскричал немец, попадая в двойные тиски чужих языков.