Патрик Уайт - Фосс

– Другие мужчины – люди как люди, – возразил ее дядюшка, – ведь у этой страны – большое будущее. Да и кто упустит свой шанс? Кто не хочет разбогатеть? – внезапно вскинулся он, чавкая набитым ртом.

– Ох уж эта страна, – вздохнула его супруга, помня о присутствии гостей и не желая раскраснеться.

– Фосс ею одержим, – сказала Лора Тревельян. – Это очень заметно.

– Он немного не в себе, – продолжал гнуть свою линию лейтенант.

– Зато он не боится, – поддела его Лора.

– И кто тут боится? – спросил Том Рэдклиф.

– Все или почти все мы боимся этой страны, только не говорим об этом вслух. Обладать пониманием нам еще не дано.

Лейтенант фыркнул – с его точки зрения, тут и понимать было нечего.

– Не хотелось бы мне попасть в глубь континента, – призналась Белла. – Говорят, там полно черных, и пустынь, и скал, и человеческих костей!

– Видимо, Лора на пару с одержимым герром Фоссом не боится. Так ведь? – спросил лейтенант Рэдклиф.

– Раньше очень боялась, – сказала Лора Тревельян. – И еще нескоро смогу постичь в полной мере нечто настолько непонятное и чуждое. Я прожила здесь много лет, и все же своей страной Австралию не считаю!

Том Рэдклиф расхохотался.

– Немцу она тоже чужая.

– Она принадлежит ему по праву ви́дения, – заявила девушка.

– Что это за право такое?

Она не смогла бы объяснить. Ее била дрожь.

«Как это не похоже на Лору», – подумала тетушка Эмми.

– Мы тут рассуждаем о нашей колонии так, будто до настоящего момента ее не существовало, – пришлось вмешаться мистеру Боннеру. – Или будто теперь она существует в ином качестве. О чем мы вообще говорим? Что за ребячество? Посмотрите, каких успехов мы уже добились! Взгляните на наши дома и общественные постройки! Взгляните на самоотверженность наших чиновников, на весомые достижения людей, которые осваивают эту землю! Да что там далеко ходить, в этой самой комнате – остатки великолепного обеда, который мы только что съели! Не понимаю, чего тут бояться.

– Не волнуйся так, Лора, – сказала тетушка Эмми. – Голова еще не прошла, милая?

– При чем тут моя голова? – удивилась Лора.

Все посмотрели на нее вопросительно. В некоторых взглядах читалось, что она и немец стоят друг друга.

– Ах да, голова! – вспомнила она. – Нет. То есть прошла, кажется.

Впрочем, едва все поднялись из-за стола, она отправилась в свою комнату.

Сассекс-стрит еще не настолько закостенела, чтобы ее респектабельность пошатнул петух или могучий вол, с трудом пробирающийся по разбитой колее, вдыхая пыльный городской воздух, или нестройные звуки пианино, доносящиеся из дома мистера Топпа, учителя музыки. Сам дом стоял в середине улицы и выглядел довольно мрачным и нескладным как по замыслу, так и по исполнению, из-за чего ему явно не доставало того величия, которое придает камень, ибо дом у мистера Топпа был каменным и откровенно демонстрировал все свое убожество. Удручающе небрежные стены хранили шрамы от соприкосновения с инструментом камнереза, подобные выступающим ребрам, и при определенном свете сырое здание всем своим видом воплощало страдание. Комнаты были довольно неплохие, хотя дождливым летом подвергались нашествию многоножек и до такой степени зарастали зеленой плесенью, что миссис Томпсон – пожилая женщина, помогавшая по хозяйству Топпу-домовладельцу и его жильцам, принималась жаловаться на ломоту в костях. Ныла она знатно, однако Топпу еще повезло, осмеливались утверждать его друзья, ведь он заручился услугами почтенной вдовы и при этом обошелся без лишних обязательств, как говорится. Разумеется, у нее имелись сыновья, но они были давно пристроены и жили далеко – расчищали и населяли собой новую страну. Глядя на невзрачную и чопорную служанку, домовладелец подозревал, что побывать замужем ей не довелось. По вечерам, приведя себя в порядок после трудового дня, она напыщенно декламировала историю мистера Томпсона бедняге Топпу, который слушал эту легенду так часто, что выучился подсказывать. Впрочем, похоже, это устраивало обоих.

Топп, учитель музыки и одинокий джентльмен, нрав имел нелюдимый и молчаливый. Он был невысокого роста, бледный и беспокойный человечек с влажными белыми ладонями, которых стыдился в этой стране сухих, мозолистых рук. Занимался он одной музыкой, чего постоянно стеснялся, и утешал себя надеждой, что ему не придется никому отвечать, какой именно полезной цели служит его род деятельности. Поэтому он поспешно несся мимо дверей отелей, из которых доносился смех, и мечтал об идеальной стране, где официальным языком стала бы музыка. Хотя учил он игре на фортепьяно, посещая в утренние часы иные избранные дома, для собственного удовольствия Топп музицировал на флейте. Бесполезная деревяшка расцветала изящными, кристально чистыми, пронизывающими звуками, которые затем лились из окон и гасли, заставляя волов в упряжках махать хвостами, а окрестных пьяниц – поминать Господа. В те дни, когда Топп играл на флейте, унылый дом преображался, и прохожие, бредущие в пыли или по грязи, радовались, сами не зная чему.