Михаил Ланцов - Хмурый Император. Том 3. Западная война

Какие-то потери, конечно, происходили. То гаубичный фугас слишком близко взорвется и сорвет гусеницы или повредит катки. То крупным осколком или близким взрывом заклинивает башню. А то уничтожает машину прямым попаданием. Но, в целом, это были редкие частности. Немцы были удивлены. Немцы были шокированы. Немцы были сломлены.

Фланговый удар? О да! Его попытались нанести.

Только не успели.

Наступление танкового полка, подкрепленного дивизией Имперской гвардии, сумело за день боев вскрыть и разгромить хорошо эшелонированную линию обороны глубиной в десять километров. Это 6 июня. И уже 7 июня окончательно опрокинули всякую германскую оборону на участке. А потом развернулись и в 8 июня встретились лоб в лоб во встречном сражении с теми двумя германскими дивизиями, что пытались ударить во фланг и тыл наступающим русским. Благо, что запас хода позволял такие маневры проводить.

Конечно, уничтожены или разбиты были далеко не все части и соединения тех двух германских корпусов, что были сосредоточены против русских. Но их оборона была пробита. И они в беспорядки отходили, стараясь избежать ударов во фланг и тыл уже себе. Ведь за дивизией Имперской гвардии шли четыре дивизии Имперского резерва.

Так или иначе, но к исходу 8 июня русская группировка в Померании разбила немцев в сражениях у Ратебура и Фридладна, после чего достигла Пренцлау. Что вынудило немцев спешно отводить свои войска из Восточной Померании для защиты Берлина до которого оставалось всего каких-то девяносто километров…

Вечерело.

Кайзер Вильгельм II тихо и вульгарно пил коньяк из эмалированной кружки, сидя в беседку недалеко от своего дворца в Потсдаме. Его семья спешно эвакуировалась в Баварию, в Мюнхен, дабы не рисковать. Он же решил остаться в Берлине. Ну… рядом с ним.

Начальников Генерального штаба и разведки, что десяток дней назад кормили его обещаниями, он велел расстрелять. Сначала хотел повесить, но его отговорили. Все-таки офицеры. Но его отговаривали только от формы казни, но не от нее в принципе. Никто из высшего генералитета не сомневался — это поражение в Восточной Померании — начало конца. Тем более, что седьмого июня русские дирижабли совершили ночной налет на понтонную переправу и разбомбили ее в пух и прах. Утром, когда офицеры попытались оценить потери, оказалось, что не осталось ничего. Вообще ничего. Бомбы не только растерзали понтоны, но и немало повредили много чего на берегу.

Торпедные катера не сумели прорваться в Штеттинский залив. Их встретили в узостях и расстреляли. Там ведь дистанции совершенно смехотворные, а эти автоматические шестиствольные 20-мм русские пушки идеально подходили для противодействия таким кораблям…

Какой-то успех был достигнут только австрийцами в верховье Одера и Вислы. Но и то — локальный. Их действия вынудили русских перебросить туда железнодорожную артиллерию. Что позволил выбить их из Кюстрина. Однако теперь эта, потенциальная удача, которую можно было бы развернуть в стратегический успех, становилась ничем… пустыми играми…

Вильгельм плеснул коньяка и с осоловевшими глазами повернулся на звук. Кто-то явно приближался. Медленно сфокусировав взгляд, он увидел супругу.

— Зачем ты здесь? Почему вернулась?

— Ты думаешь, это поможет? — Мрачно кивнула она на бутылку.

— Предлагаешь застрелиться, чтобы не видеть позора?

— У русских есть пословица: «За одного битого, двух небитых дают». Это поражение — боль. Но нужно жить дальше.

— Как? Сейчас на Германию как свора шакалов набросятся все эти мерзавцы, что только и ждали момента… пока мы воевали. Боже! Какие они твари! Какая мерзость! Мы воевали, а они… мы и русские… Мне не обидно проиграть Николаю. Нет. Он показал, чего стоит. Но теперь я проиграю еще и этим шакалам. И от этого я чувствую нестерпимый позор… боль и позор… их не заглушает даже это… — махнул он рукой, опрокинув бутылку.

— Ты думаешь, Николай с ними будет делиться?

— А ты думаешь, что нет?

— Вспомни его слова про Францию. Он ее ненавидит.

— И что с того? Он и Австро-Венгрию ненавидит. Что не помешало ему действовать рационально, наступая там, где он в состоянии победить. Он ведь не лез в горы. Не штурмовал снежные перевалы. Нет. Он наступал там, где мог быстро и легко достигнуть успеха.

— Он не Австро-Венгрию ненавидел, а Франца Иосифа… который уже давно преставился. И тех, кто его окружал.

— И что это меняет?

— Не теряй присутствия духа. Мы еще не проиграли.