Дора Коуст: Без права выбора

— Рады видеть вас в добром здравии, Принцы Бетафа. — Король не поднимался, ожидая, пока его поприветствуют согласно этикету.

— Долгих кругов вам, Ваше Величество. — ответил Регон.

— Долгих кругов. Хорошо ли добрались? Где же ваша свита?

— Спасибо. Трудности обходили нас стороной. Наше путешествие держится в секрете, поэтому мы не ожидали увидеть прием в честь прибытия, но мы привезли вам дар. — Наследник Бетафа достал из наплечного мешка шкатулку, в которой на бархатной подушечке разместился пузырек размером с луковицу, и чуть склонив голову, протянул ее на вытянутой ладони вперед.

Король величественно поднялся и, спустившись вниз по ступеням, осторожно взял подарок. Почти семь сотен свечей обрамляющих зеркала отражались в чернильной вязкой жидкости, что разливалась по стенкам стеклянной бутыли.

Александр чуть вытянулся, пытаясь увидеть дар за отцовский спиной, но Королева тихонько шикнула на него, не одобряя поведения молодого мужчины. Правда, любопытствовал не только Наследный Принц Интара, но и немногочисленная знать.

— И что же это? — вопросил Итон лит Нерп, нежно поглаживая пузатую стенку.

— Черное золото, Ваше Величество. Мы дарим вам сердце Бетафского Королевства!

Жидким золотом называли совсем недавно найденное на территории союзников черное вещество с переливающимися радужными бликами, которое бесконечно долго горело, несмотря на внешние факторы. Говорили, что даже разбавленное водой, оно пылает огненными лепестками в нерушимом пламени.

— Это поистине королевский подарок! Прошу передать наши благодарности Королю Бетафа, а также, с нашего позволения вы вправе выбрать любой дар, чтобы увезти вместе с собой при возвращении…

Створки дверей, которыми пользовалась исключительно королевская семья, с шумом распахнулись, ударившись о расписные стены, украшенные золотой лепниной.

Церемониймейстер подпрыгнул от неожиданности и даже несколько растерялся, чуть не выронив свой деревянный посох, украшенный впаянными камнями желтых и зеленых оттенков — цветами Королевского Дома.

Придворные дамы с громким «Ох!» элегантно повалились на своих и чужих кавалеров, изображая глубокие обмороки. Графу либ Матье досталось сразу три бесчувственные особы и если с двумя так или иначе он разобрался, то третья промахнулась и вместе со всеми своими тяжелыми пышными юбками свалилась на пол. Ощутимо ударившись, она громко выругалась, совершенно не прилично для дамы и, тут же перевернувшись на четвереньки, вцепилась в брюки пока еще бесхозному кандидату в женихи.

Взоры остальных же были обращены на вершину лестницы, где облаченная в белоснежный наряд послушницы Алексия, начинала свой медленный горделивый спуск. Лицо ее обеленное кремами да мазями, пугало даже самых заядлых вояк, напоминая мертвенно-бледной кожей, ушедших в мир иной при захоронении.

Церемониймейстер, приложив свободную руку к области сердца, глухо стукнул о подставку три раза, запоздало оповещая о появлении нового лица:

— Ее Королевское Высочество Принцесса Алексия лит Нерп.

Младший Принц Бетафа изменился в лице. Перед ним во всей своей красе предстала будущая супруга, которая судя по всему ей становиться, не собиралась априори. Александр глядя на всю эту картину, откровенно потешался, изо всех сил пытаясь сдержать смех, в то время как у Короля явственно задергался глаз.

— Прошу нас простить. — сквозь сжатые зубы выдавил из себя Его Величество, испепеляя взглядом ту, которая должна была сегодня стать украшением бала. — Наверняка вы устали с дороги. Давайте же отложим все дела на завтра? По случаю вашего приезда мы устраиваем вечером бал.

— Конечно, Ваше Величество. Будем премного благодарны. Принцесса? — оба гостя чуть склонили головы по направлению к девушке, а затем и остальной королевской семье.

— Ступайте, братья! Я помолюсь за вас! — ее голос разнесся по залу мелодичным колокольчиком.

Слова прозвучали так яро, так самоотверженно, что абсолютно все участники спонтанного представления поморщились, выказывая негодование. Проводив гостей поклонами и взглядами, взоры знати обратились к своему Королю, который в этот момент смотрел на дочь пугающим рассерженным взором.

— Все вон! — громыхнуло, словно из пушки, и в миг в зале осталось лишь правящее семейство.

— Как ты посмела? — каждую букву питала ярость. — Ты опозорила меня перед гостями и подданными!

Головной убор, который оставлял открытым лишь лицо, тут же отлетел в сторону, обнажая копну каштановых локонов. Ее изумрудные глаза лихорадочно горели, поглощая отражение огоньков от свечей в зеркалах. Она смотрела прямо, горделиво, без тени страха на лице, без раболепия и преклонения в позе — совершенная, божественная, сильная…