Mazai-Krasovskaya Jana - Иммунитет

Могу ли я поговорить с Дурслями, не вызывая у них агрессии?

Он захлопнул тетрадь, предпочитая получить хоть какие-то ответы сразу. «Практика — вот самая убедительная вещь», — прозвучал в голове чужой и в то же время очень близкий голос. Мужской.

— Отец? — шепнул Гарри. — Учитель?

Ответа, естественно, не дождался, тряхнул головой и поспешил на кухню. Тетка уже звала обедать.

***

— Тетя, можно мне спросить?

Петунья посмотрела на племянника, быстро доевшего суп. Другой еды для него было не предусмотрено, но руки дернулись сами и положили мальчишке порцию тушеного мяса с салатом. Он удивился, но быстро проглотил и это. Черт, почему она не замечала, что он такой тощий? Что соседи-то скажут? И только потом она кивнула. Может быть, даже хорошо, что мальчишка наконец заговорил, а то как приехал, так определенно был не в себе. Ей даже не хотелось снова называть его ненормальным, уж слишком это было похоже на правду.

— Мне бы в больницу… в Лондон.

Она поджала губы:

— В нашем городе вполне неплохая поликлиника.

И тут же спохватилась: в обычной поликлинике вряд ли стоит демонстрировать то, что происходит с племянником. Строго говоря, там не стоит демонстрировать его самого. Хотя мальчишка, кажется сделал наконец правильные выводы из своего состояния. Лечиться ему действительно надо. Она вздохнула.

Гарри молчал, собираясь с духом.

— Тебе надо в вашу специальную больницу?

Нет, она вовсе не хотела облегчить ему задачу, она хотела, чтобы все вопросы наконец разрешились, да побыстрей.

Гарри кивнул.

— Я поговорю с Верноном. Может быть, он отвезет тебя завтра. Обратно вернешься автобусом, остановка возле вокзала, с которого ты ездишь в эту вашу школу.

Племянник смотрел на нее так, словно у нее посреди лба вырос еще один глаз, а потом сорвался мыть посуду. Снова. Сам. Хммм, а может, не лечить? Запихав эту мысль поглубже, Петунья выдала пару распоряжений, касающихся садика, и предпочла поскорее покинуть кухню. Что-то в мальчишке было не так. Что-то при этом мальчишке было не так с нею.

Гарри был крайне удивлен. Вот совсем-совсем крайне.

Дядя пообещал взять его в Лондон в конце недели и даже довезти до Чаринг-Кросс-Роуд. К тому же на его лице вместо гнева было написано: «Ты как, продержишься?» И это при том, что Вернон Дурсль сроду не высказывал ему никакой приязни. Никогда. Гарри набрал побольше воздуха и решил экспериментировать дальше.

— А… можно мне что-нибудь почитать?

***

«Кажется, дядя Вернон удивился, что я вообще читать умею», — думал Гарри, перелистывая вторую страницу маггловской книжки с интригующим названием «Тайна двенадцати»*. И это была его последняя мысль перед тем, как он провалился в мир интриг и тайн, манипуляций «Мадам», страшных и загадочных убийств… Он листал страницу за страницей и не думал удивляться, что читает так быстро… Он вообще не думал, только впитывал.

Благовоспитанная (ну, как считали взрослые) семья Дурслей смотрела на нездоровый румянец племянника, притащившегося за стол в обнимку с книжкой. Треклятое дитятко, проследовав на свое место и, чисто автоматически сев, дико скосило глаза на текст, выпило суп через край и то же самое попыталось проделать с картофельной запеканкой. Когда это не удалось, мальчик, не отрываясь от книги, нащупал лежащий в тарелке кусок рукой, и, не слыша ни слабых возражений наконец-то обретшей дар речи Петуньи, ни громкого окрика Вернона, ни удивленного икания Дадли, запихал его в рот. И проглотил. Почти не жуя.

Наступила тишина. В суеверном ужасе Петунья отрезала небольшой кусок добавки и подложила племяннику. Муж и сын молча наблюдали. Тот, видимо, сообразил не сразу, но минут через пять, не отрывая взгляда от текста, осторожно протянул руку и нащупал кусок, который постигла та же самая участь.

Дадли задумчиво посмотрел на мать. Он не очень любил картофельную запеканку…

Гарри покончил с тем, что подложил ему кузен, и сыто рыгнул, тщательно облизывая пальцы. В тишине громко звякнула оброненная Дадли ложка. Гарри вынырнул из книги, подскочил, обвел дикими глазами кухню… Пронесся легкий ветерок, мальчишка сжался и наладился под стол. Собственно, и залез, только высунул руку за книгой. За нее и был пойман Верноном и водружен обратно.

Ерзая на стуле, внезапно ставшем ужасно неудобным, Гарри боролся с тем, чтобы снова не открыть книгу. Он уже вернулся в реальность и, как бы ни хотел ее покинуть, нырнув в текст, боялся. Прежде всего за книгу: Вернону порвать или отобрать ее — как нечего делать… Ведь он, кажется, колдовал, и ему сейчас ой-ой-ой, как за это достанется!