Александр Ломм - Муравьиный Царь [Компиляция]

– К сожалению, этого я пока точно не знаю. Я уверен лишь, что это наступит скоро – быть может, через час, быть может, через месяц. Таковы законы материоники, ведеор профессор! А точно я это узнаю лишь за несколько минут до конца…

– Какой ужас! – вскричал гросс.

– Поэтому вам надо спешить, – спокойно продолжал Материон. – Хотите, я сообщу вам простые способы относительного бессмертия? Вы скорей их поймете и без труда осуществите. Возьмем, например, регенерацию клеток. Этот метод основан на известных в природе фактах, когда целый организм восстанавливается из ничтожной своей части. Из вашего тела, ваша святость, вырежут самый здоровый участок и поместят его в особый резервуар, наполненный питательной средой. Через три месяца из маленького кусочка вашего тела вырастет новый гросс, причем он будет моложе первого и совершенно здоровый. При наступлении старости операцию можно повторить, и так до бесконечности. Вам подходит такой метод, ваша святость?

– Чепуха! Чтобы гросс сардунский размножался делением, как какая-нибудь э-э-э амеба! Никогда!

– Тогда возьмем рекодирование генов. Этот метод тоже дает относительное бессмертие…

– Не утруждай себя напрасно, Материон! Я настаиваю на бессмертии абсолютном! Говори о нем! Вар-Доспиг, записывайте!

Профессор выхватил блокнот и перо. Материон улыбнулся одними глазами и заговорил снова:

– Абсолютное биологическое бессмертие будет создано в очень отдаленном будущем на принципе изоляции человека от его естественной среды, то есть от биосферы. Человек должен будет внутри своего организма создать непрерывный замкнутый круг обмена веществ, а самый организм покрыть неистребимой и неуязвимой оболочкой. В результате приобретения такого бессмертия человек избавится от необходимости есть, пить, дышать. При этом, однако, он лишится способности говорить, слышать, обонять, осязать и размножаться. Постепенно он утратит также потребность в любви, общении, познании, творчестве и эстетическом наслаждении. Он разучится желать и действовать. Он превратится в мыслящий комок изолированной материи, которая будет исключена из общего потока мироздания. Но зато он будет всегда. Пройдут миллиарды миллиардов лет, погибнет Земля, распадется в космическую пыль Галактика, а он будет вечно носиться в Пространстве без желаний, без грез, без цели… Вот что такое абсолютное бессмертие, ваша святость! Вы этого хотите?

– Но это не жизнь! Я хочу бессмертия и жизни!

– Хорошо, – сказал Материон. – Есть и другой путь…

В глазах Материона вдруг появился зловещий огонь.

– Не успею, – проговорил он с трудом. – Это слишком сложно… Да и зачем вам бессмертие, когда вам осталось жить всего три минуты!

– Что?!

Вар-Доспиг и гросс вскочили как ужаленные.

– Да, три, нет, только две минуты!!! – загрохотал вдруг Материон нечеловеческим голосом марабранского бога. – Вы попались, чудотворцы!!! Го-го-го!!!

Его голос прогремел под сводами пустого зала и резко оборвался. Наступила страшная тишина.

Вар-Доспиг и Брискаль Неповторимый, охваченные животным ужасом, попятились прочь из ниши. Но они успели сделать лишь несколько шагов. Материон вдруг превратился в ослепительный ком огня. Нестерпимой яркости свет ударил гросса и профессора по глазам. Их мозг мгновенно испарился. Убийственного жара они почувствовать не успели, разрушительного взрыва не услышали…

Бешено мчался лоршес по пустынным улицам ночной Сардуны. Рэстис вел его на предельной скорости, судорожно вцепившись в баранку. Рульф сидел рядом с ним – грузный, молчаливый, полностью утративший свою недавнюю веселость.

Десять минут сумасшедшей гонки, и вот они вырвались на набережную Лигары. Скоро мост Альгрида. Где-то в темноте, за рекой затаились древние дворцы Гроссерии. Пока что там тихо. Скорей, скорей!.. Но друзья не успели доехать до моста, став вдруг свидетелями невиданного зрелища.

На другом берегу, над окутанной мраком Гроссерией взвился внезапно к небу чудовищный столб ослепительного огня. Он пронзил небосвод и, как самое яркое солнце, осветил на миг весь огромный город. Через секунду он расплылся багровым грибом, стал меркнуть, опадать и погас. И тотчас же после этого раздался грохот взрыва, от которого ходуном заходила мостовая под колесами лоршеса, а река охнула и вздыбилась гигантской волной.

Рэстис, с трудом удержав машину, резко затормозил и посмотрел на Рульфа.

– Кончилось! Опоздали… – хрипло проговорил он. С минуту они сидели неподвижно и смотрели сквозь ветровое стекло на противоположный берег. Там уже разгорались огромные пожары. Вся Гроссерия у них на глазах превращалась в сплошной исполинский костер. По всей Сардуне тревожно завыли сирены. Из домов выбегали толпы перепуганных людей.