Геннадий Чикунов - Я был там [история мальчика, пережившего блокаду. Воспоминания простого человека о непростом времени]

До войны даже в страшном сне нам не могло присниться, что мы будем есть совсем несъедобные растения и предметы. Первое, что нам довелось попробовать из этого перечня, травяные лепешки, пожаренные на олифе, на которой разводят краски, круто посоленные крупными кристаллами соли. Вкус этих лепешек был настолько незабываемый, что даже сейчас, спустя не один десяток лет, при одном воспоминании о них желудок начинает выворачиваться наизнанку. Вторым «деликатесом» можно назвать столярный клей, которым клеят деревянные изделия. Должен признаться, что он мне нравился больше, чем травяные лепешки. В разогретом состоянии он чем-то напоминал холодец. Помню, такого так называемого холодца мы поели немало. Много лет спустя я узнал, что этот клей был разных сортов. От одного сорта люди умирали, а от другого – оставались живы. Видимо, наши взрослые знали об этом, и мы не отравились. До войны я знал, что по земле можно ходить, ездить, но что ее можно еще и есть, узнал только в блокадном Ленинграде. На рынке в продаже появилась съедобная земля, и мать однажды купила алюминиевую чашечку этого «деликатеса». Даже будучи смертельно голодными, мы не сразу решились взять в рот эту черную неизвестную нам массу. Только когда мать показала нам, что это не грязь из лужи, а съедобный продукт, мы сначала робко, с опаской съели маленький кусочек этой массы, а потом уже ели смело, как знакомый нам продукт. По вкусу эта землеподобная масса отдаленно напоминала вкус творога. Говорили, что это перегной от сгнивших овощей из какого-то овощного комбината. Еще говорили, что от этого перегноя умерло много людей, получивших засорение желудка. Очевидно, наши желудки оказались всеядные и сумели переварить даже землю.

Была в нашем меню еще одна вещь, которую после продолжительной обработки превращали в продукт: это кожаные, широкие офицерские ремни. После ухода отца на фронт в нашей семье остались два его офицерских, широких, из чистой кожи ремня. Мать от кого-то узнала, что из этих ремней можно сварить кашу. Эксперимент удался, и эти ремни мы съели. Каков был вкус, я уже не помню, а вот технологию превращения вещи в продукт помню хорошо. Сначала ремни при помощи ножа превращали в мелкую вермишель, потом очень долго вымачивали, очень часто меняя воду, а потом уже варили. Получалась кашеобразная масса. К великому сожалению, все эти добавки к питанию не снижали чувства голода, не прибавляли здоровья, физических и моральных сил. На улицах все чаще стали появляться похоронные процессии, везущие на санках, на листах фанеры или железа умерших родственников или друзей. Нередко люди падали прямо на улице и больше не вставали. На месте их падения образовывались снежные холмики, под которыми люди успокаивались до самой весны. Пока у людей были силы, они старались похоронить своих близких по-людски, на кладбище. Даже уже ослабевшие, они впрягались в импровизированный катафалк всей семьей и, еле передвигая ноги, тащили свой скорбный груз в последний путь. Но когда уже на похороны сил стало не хватать, то стали зашивать усопших в наматрасники и укладывать рядом со своим домом, иногда прямо у парадного. За зиму во дворах накопилось таких свертков столько, что приходилось ходить по тропкам не прямо, а зигзагами, обходя снежные холмики. Под лестницей первого этажа нашей парадной был сколочен из досок маленький сарайчик. Зимой этот закуток был забит трупами до самого потолка. Причем сложены они были штабелями: один ряд вдоль, второй поперек. Когда нас отпускали на улицу подышать свежим воздухом, мы частенько открывали дверцу этого сарайчика и разглядывали лежащих там людей. И что сейчас удивительно: в тот момент мы не испытывали чувства страха.

ФАКТИЧЕСКИ МЫ ЖИЛИ НА КЛАДБИЩЕ: ПОКОЙНИКИ В ПАРАДНОМ, НАМАТРАСНИКИ С ПОКОЙНИКАМИ ВОКРУГ ДОМА.Только от голода, если верить опубликованным цифрам, в декабре умерли 52 881 человек, в январе и феврале – 199187 человек. Но это цифры официальные. На самом деле сделать такие арифметические подсчеты в этом аду было не просто. До сих пор идут споры о том, сколько погибло в блокаду мирных жителей, но так и не пришли к единому знаменателю. Называются цифры от 632 тысяч до двух миллионов. Мы жили недалеко от Пискаревки, и каждый день со стороны кладбища можно было слышать взрывы. Как нам объясняли взрослые, это саперы взрывают мерзлую землю для рытья траншей, в которые укладывали трупы умерших. Они же рассказывали, что огромная площадь была занята штабелями из трупов, которые потом укладывали в вырытые траншеи и закапывали землей.