Александр Шихорин - Каменный дождь

Арзак ушёл сразу после ужина. Ушёл налегке, взяв лишь лук, стрелы, метательные ножи, да тёплый плащ. Добывать пропитание он собирался прямо на месте. Ларт предложил сыграть пару партий в эрви перед сном, но настроения ни у кого, включая Иду, не оказалось. Мы отправились по кроватям, но уснуть мне удалось лишь поздно ночью.

Я попробовал покачнуться, в который раз проверяя потолочный крюк и верёвки на прочность, но получил лишь неприятный хруст в сведённых судорогой плечах. Пальцы давно онемевших рук отказывались подчиняться и я оставил бесплодные попытки ослабить путы. Дерьмо. Самое глубокое, в котором мне довелось оказаться. Ухнул по самую макушку.

Не знаю, где мы допустили ошибку. Быть может, задали не тот вопрос не тому человеку. Но это уже не имеет значения. Когда ты, связанный, подвешен к потолку в крохотной каменной комнатушке, в которой из мебели лишь солома, да благоухающее ведро, тебя начинают беспокоить совсем другие вопросы. Например, как отсюда свалить. Или в порядке ли Мира. Когда меня схватили, мы находились в разных частях города, так что о судьбе своих спутников я ничего не знал. Да и о своей теперь терялся в догадках. Но с Мирой была ведьма, а более надёжного охранителя для девушки отыскать было сложно.

Схватили меня после воскресной службы. Вызнав немного полезной информации от прихожан, мы разделились. Мира с Идой отправились на местный рынок, чтобы заготовить немного провизии на оставшиеся деньги, а я решил попробовать потолкаться среди тех горожан, чьи дела обычно не вызывают одобрения закона. Такие найдутся в любом городе, как бы власти не старались вычистить его от мошенников и жуликов. Но мои планы перечеркнула появившаяся посреди переулка стража, потребовавшая показать бумаги. Я распахнул куртку, чтобы вытащить их, и в этот момент мир померк у меня перед глазами. Никакого удара или чего-то в этом роде я не помнил, да и боли не ощущал, так что причина моей отключки так и осталась загадкой. Очнулся уже здесь, в одних штанах и подвешенный на крюке, словно коровья туша, и оставалось лишь надеяться, что излишнее внимание привлёк только я один.

По ощущениям, с того момента прошло уже около двух дней. В этой каморке не было даже крохотного окошка, по которому можно было бы узнать время суток. Лишь неверный свет факела скрашивал моё одиночество, мерцая в дверных щелях, да молчаливый надсмотрщик, который где-то раз в день отвязывал меня от крюка, чтобы я мог справить нужду, а потом вливал в рот ковш воды. Сам я удержать его был не способен. На вопросы мой новый друг не отвечал, да и меня тоже ни о чём не спрашивал. Из-за этого я ещё хуже понимал, что происходит. Могли бы попытать для приличия, была бы хоть какая-то определённость в жизни. Но я просто висел на крюке, не вызывая ровным счётом никакого интереса со стороны тех, кто меня схватил.

Единственным развлечением была разминка, дабы разогнать кровь в задранных к потолку руках, да попытки развязаться. Но узлы вязали на совесть, а пальцы слушались не просто плохо, а крайне отвратительно, особенно после сна. Первое время я ещё пытался орать и декларировать матерные солдатские стишки, но меня не удостоили даже ведром ледяной воды, так что занятие это мне быстро надоело.

За время пребывания здесь я смог понять лишь то, что моя темница находилась не в подземелье. Не было сырости и прохлады, обычно присущей таким заведениям. Изредка через стены доносился тихий невнятный гул, словно где-то далеко в здании общалось одновременно множество людей. И на этом мои наблюдения заканчивались.

Привычный распорядок нарушился на третий день, когда после скрипа дверного засова в дверном проёме, кроме привычного молчуна-надсмотрщика, показалось ещё несколько силуэтов.

— Помойте, оденьте и приведите в мой кабинет, — раздался хриплый голос одного из новых посетителей, после чего его владелец удалился.

Надсмотрщик поклонился вслед ушедшему и принялся отвязывать верёвку. Я начал подозревать, что молчит он по иной причине, нежели простое нежелание трепать языком. Парочка пришедших с местным начальником охламонов подхватила меня под руки, бессильно упавшие вниз вместе с отвязанной верёвкой, и без особых церемоний потащила меня в коридор.

Путь был коротким и закончился в соседнем помещении, где меня выдернули из штанов и удостоили, наконец, парочкой вёдер воды. Пока меня наспех обтирали грубой дерюгой, я пытался привести затёкшие руки в чувство. Мерзкое ощущение наполненных воздухом безвольных кожаных перчаток, по недоразумению пришитых к телу, медленно сменялось волной раскалённых игл, пульсирующих под кожей.