Лэнс Армстронг - Мое возвращение к жизни

Мне не давали уснуть. Сначала ко мне в номер заявился Скотт Макичерн из команды "Nike" потом вернулся Стэплтон. Иохан просунул голову в дверь и увидел Скотта, который разлегся на моей кровати, в то время как я все еще был на ногах. Иохан посмотрел на часы - было 23:30. "Гони этих парней вон и ложись спать", - приказал он мне.

В "Футюроскоп" прилетела моя мать, и я договорился, чтобы ее взяли в одну из машин сопровождения. Она хотела своими глазами увидеть гонку на время, поскольку в ней проснулся старый защитный инстинкт: ей казалось, что своим присутствием она убережет меня от беды. Равнинные разделки пугали ее не меньше, чем самые сложные горные этапы, потому что она достаточно хорошо разбиралась в велосипедном спорте, чтобы понимать, как легко я могу упасть, и знала, что в этот предпоследний день "Тура" мне суждено получить все или ничего. Любой исход решит мою судьбу раз и навсегда. Именно поэтому она считала своим долгом быть рядом.

Индивидуальная гонка на время - это борьба человека один на один со стрелкой секундомера. Трасса, которая потребует примерно 1 часа 15 минут напряжения всех сил, представляла собой большую петлю длиной чуть больше 5 7 километров, проложенную в западной части Центральной Франции по дорогам, окаймленным домами с красными черепичными крышами и полями коричневато-золотистой травы, где зрители расположатся на кушетках и в шезлонгах. Я, правда, не увижу почти ничего из этих живописных декораций, потому что большую часть времени проведу в аэродинамической позе.

Гонщики стартовали в обратном порядке, а это означало, что я поеду последним. Чтобы подготовиться, я поставил свой велосипед на станок и опробовал все передачи, которые рассчитывал использовать на дистанции.

Пока я разминался, стартовал Тайлер Хэмилтон. Его задача состояла в том, чтобы ехать как можно быстрее, невзирая на риск, и поставлять техническую информацию, которая может мне пригодиться. Тайлер проехал не просто быстро, но даже стал лидером и продержался почти до конца дня. Сместить его с первого места смог только Цулле, который прошел дистанцию за 1 час 8 минут и 26 секунд.

Настала моя очередь. Я вылетел из стартовой зоны и помчался по извилистым улочкам. Впереди меня ехал Эскартин, стартовавший на 3 минуты раньше.

Сложившись пополам, я пронесся мимо него по окаймленной деревьями и высокой травой дороге.

Я был настолько занят собственной борьбой за секунды, что даже не взглянул на него.

Я показал самое быстрое время на первых двух контрольных точках. Я шел так быстро, что у моей матери, которая ехала в машине сопровождения, откидывалась назад голова от перегрузок на крутых

поворотах.

После третьей отсечки я все еще лидировал с результатом 50:55. Вопрос был в том, смогу ли я выдержать темп на заключительном отрезке дистанции.

За 6 километров до финиша я опережал Цулле на 20 секунд. Но тут пришло время заплатить за все. Я заплатил за горы, заплатил за американские горки холмов, заплатил за равнины. Я терял время и чувствовал это. Если я обойду Цулле, то всего лишь на несколько секунд. Два последних плавных поворота я прошел стоя на педалях. Я ускорялся и шел по внутреннему радиусу, стараясь не упасть, но при этом максимально прижаться к краю дороги,- и чуть не наскочил на бордюр и не выскочил на тротуар.

Финишный отрезок проходил по шоссе. Я оскалил зубы, считая секунды и нажимая на педали. Все, линия финиша позади. Я проверил время. 1:08:17.

Я выиграл 9 секунд.

Я въехал в огороженную зону, нажал на тормоза и свалился с велосипеда, не в силах разогнуться.

Я выиграл этап и выиграл "Тур де Франс". Теперь я был в этом уверен. Моим ближайшим соперником в генеральной классификации оказался Цулле, который уступал мне 7 минут 37 секунд, а на последнем этапе до Парижа такое время отыграть невозможно.

Я приблизился к концу пути. Но путей в действительности было два: тот, который привел меня на "Тур", и путь самого "Тура". Вначале был пролог, эмоциональный подъем и первая неделя, небогатая событиями, но безопасная. Затем я испытал странное ощущение бестелесности в Метце и Сестриере, за которым последовали деморализующие нападки прессы. И вот победный финиш, а вместе с ним - сладостное ощущение торжества справедливости. Я въеду в Париж в желтой майке.

Когда я поднимался на подиум, моя мать хлопала в ладоши, размахивала флагом и утирала слезы. Перед этапом я ее не видел, но сразу после финиша обнял, а затем повел обедать. Она сказала: "Ты просто представить себе не можешь, что сейчас творится дома. Я знаю, тебе трудно это понять, да и вообще сейчас не до этого. Но в Штатах люди буквально с ума посходили. Я в жизни ничего подобного не видела".