Вернер Э. - В ДОБРЫЙ ЧАС

- Нет, Курт, это бесполезно. Я еще вчера вечером говорил с вашей сестрой.

- И об отъезде говорили?

- Да, и об отъезде.

Молодой офицер не мог скрыть своего разочарования, да и вынужден был прервать разговор, так как в это время послышались шаги барона, и тот появился в гостиной. Курт отошел в глубину комнаты, бормоча себе под нос «тут что-то есть!»

Все неизбежно должны были сойтись за завтраком. Строгий этикет, которого придерживался барон, и присутствие слуг значительно облегчили это совместное пребывание. Наконец, завтрак окончился; карета уже стояла у подъезда. Мужчины надели плащи; горничная подала Евгении шляпку и шаль. Артур предложил жене руку, чтобы провести ее по лестнице. Надо было до последней минуты, хотя бы для вида, поддерживать хорошие отношения.

Из окон видно было, как волновалось целое море тумана, а в комнаты проникал какой-то тусклый холодный свет, придававший покоям вид чего-то призрачного, нежилого; казалось, вся роскошь, украшавшая их, сразу потеряла блеск и краски. Да, эти роскошные покои должны были опустеть - молодая хозяйка покидала их навсегда.

Курт заметил, что и у его сестры был такой же странный вид, как и у Артура, но не мог подметить ничего особенного в их обращении друг с другом. Они сумели хорошо выполнить раз принятые на себя роли, хотя, судя по их лицам, это стоило им обоим бессонной ночи. После бури всегда наступает тишина, и это-то спокойствие часто помогает нам сравнительно легко переносить самое тяжелое и страшное в нашей жизни, потому что душа в это время окружена как бы непроницаемой оболочкой, которая в решительные минуты мешает ей сознавать что-либо ясно и отчетливо, потому что прежние страдания растворились в тупом чувстве боли, и только по временам появляется жгучее ощущение при мысли о том, что же именно заставляет так страдать.

Евгения спускалась с лестницы под руку с мужем, не сознавая, куда и зачем они идут. Как во сне, видела она покрытые ковром ступеньки, по которым шуршало ее платье, высокие олеандры, украшавшие холл, лица слуг, кланявшихся уезжавшей барыне, - все это промелькнуло перед ней, как сон... Вдруг что-то резкое, болезненное, коснулось ее лица - это был холодный утренний воздух, и по телу ее пробежала дрожь. Она увидела перед собой карету, которая должна была ее увезти; только одну ее она и видела, потому что терраса, цветники и фонтаны - все тонуло в сумраке туманного утра. Взгляды супругов еще раз встретились, но и только. Между ними стояла прочная, непреодолимая преграда. Молодая женщина почувствовала, как ее руку взяла чья-то влажная и холодная, как лед, рука, и услышала два-три вежливых холодных прощальных слова, произнесенных Артуром, которых она даже не разобрала... И вдруг среди этого полусна она ощутила жгучую боль... Потом раздался топот копыт и стук колес, и она понеслась вперед в этом море тумана, которое так же волновалось вокруг, как и в тот весенний день, когда на горе, среди леса, они решили расстаться. А ведь если кто разойдется в этот час, тот разойдется навсегда.

- Уж поверьте, что теперь дело принимает серьезный оборот, - убеждал главный инженер директора, возвращаясь вместе с ним домой, так как квартиры их были рядом. - Их вожак, кажется, уже отдал приказ к нападению, но они, видно, ожидают, чтобы мы дали им повод. Нас прямо вызывают на это, и всевозможные оскорбления стали теперь в порядке вещей. Они ведь подняли весь округ. Теперь всюду на рудниках творится то же, что и у нас, только мы имели честь сделать почин, а Гартману это на руку. Смотрите, как он заважничал!

- Господин Берков, вероятно, готов ко всему! - сказал директор. - Он поторопился даже супругу отправить в безопасное место - это лучшее доказательство, что он не уверен в своих рабочих.

- Что рабочие! - возразил инженер. - С ними мы бы давно справились, если бы не один из них. Пока он командует, и думать нечего о спокойствии и мире. Если бы удалить Гартмана хоть на одну неделю с рудников, я ручаюсь, что вся эта история прекратилась бы.

- Я уже думал об этом, - директор осторожно осмотрелся вокруг и понизил голос, - то есть о том, нельзя ли использовать против Гартмана то же подозрение, которое есть, вероятно, у каждого и которое, по моему мнению, небезосновательно. Что вы на это скажете?

- Это не годится! Подозрение-то есть у всех, да нет доказательств. Ведь от машины и веревок ничего нельзя узнать, кроме того, что веревки оборвались, судебные власти достаточно хорошо исследовали это. Как это случилось и что произошло там, в глубине шахты, об этом знает только Гартман, ну, а от него не очень-то дождешься правды. Его вынуждены были выпустить, не добившись результата.