Варенова Ивановна - Шайка светских дам

- Меня, девоньки, Томой звать, -первой отсмеялась монументальная тетка в плаще из свиной кожи, делавшем ее похожей на огромную черепаху. Ледяной ветер трепал над ее выпуклым лбом черные вьющиеся волосы - жидкие, с посеченными концами. Волосенки удерживала по бокам головы лишь пара грошовых «невидимок», и они бились на ветру тетке в лицо, слепили ее. Она терпеливо отводила их обветренной красной рукой с обломанными ногтями. Нос картошкой, одутловатые щеки. Она могла бы быть торговкой на рынке. Только глаза ее на простецком широком лице были хороши - те самые, «безнадежные карие вишни», огромные и нежные.

- А я -Се-серафима, - отстукивая зубами, быстро сказала та, что была в зеленом пальто с капюшоном, и сама зеленоглазая. - Ну и холодрыга, уй!

Она была вся изящная и тоненькая. На точеных каблучках изящных сапожек из дешевого кожзаменителя. Достав из сумочки, которая умело притворялась дорогой, щегольски белоснежный носовой платочек, Серафима подала его третьей женщине. Та - заплаканная худющая блондинка - жалко шмыгнула носом, взяла платок и вяло назвала свое имя:

- Алла.

И они втроем повернулись к четвертой - маленькой, в детской куртешке.

- И-Ирина, -пролепетала та, вспыхивая всем своим рано увядшим личиком.

Наступила пауза. Хорошая теплая пауза. И в ноябре, оказывается, бывают славные дни, пусть и с ветром, дождем и снегом.

- Ой! Сейчас окочурюсь от холода. П-п-пошли отсюда куда-нибудь, -предложила зеленоглазая Серафима, будто они были век знакомы, хотя еще четверть часа назад даже не знали друг о друге. Просто две женские фигуры медленно брели навстречу друг другу, приближаясь к центру моста - его самому высокому месту, и ничего хорошего не могло из этого выйти…

Четверть часа назад ни одна из них не хотела больше жить. Под пролетами моста вода крутила водовороты медленно и мутно. Даже если не разобьешься, упав с пятнадцатиметровой высоты, то лютой смерти в ледяной воде все равно не избежать. А хотелось именно лютой. Как будто легкая смерть в собственной ванной не могла искупить внутреннего жгучего стыда за собственный крах. Именно это желание лютой смерти и увидела каждая из них в глазах другой.

«Пусть еще чуть-чуть стемнеет. И заодно пройдет эта здоровенная тетка в дурацком пальто. И потом сразу я прыгну. Надо быстренько, чтобы тетка не оглянулась. А то еще спать потом по ночам не будет, бедняга. Хорошо, что перила тут низкие. Просто лечь на них и перекатиться. И потом долго-долго лететь, как птица. А потом - наплевать, как будет потом!» - шла и думала Сима.

«Пусть эта девушка в зеленом отойдет подальше, не буду пугать бедняжку», - решала Тамара.

…И вот они поравнялись, встретились взглядами и поняли все…

Сперва хихикнула Сима, совершенно неожиданно для себя. И Тома тоже не удержалась. А на их столь неуместный смешок вдруг обернулась притулившаяся у фонарного столба фигура в нелепой робе, которую они обе почему-то сперва приняли за сумасшедшего рыбака. Хотя какая рыбалка в такую погоду? У фигуры оказалось женское зареванное лицо с потеками туши и прилипшими ко лбу жалкими прядками обесцвеченных перекисью волос.

- Как?! И ты тоже? -в один голос воскликнули они.

Фигура подумала, пожала плечами, словно извиняясь за свое намерение, и виновато кивнула.

Пьеса абсурда в декорациях поздней осени.

- Ой, смотрите, там еще одна!

Действительно, по противоположной стороне моста медленно и неровно ковыляла тощенькая фигурка. Им троим, посвященным, были абсолютно ясны ее намерения. Сима опять хихикнула, и неожиданно следом за ней басовито раскатилась Тома, высоко закидывая голову. Блондинка посмотрела на них, икнула и всхлипнула. Их общий смех перешел в хохот. Сама она прыснула и расхохоталась с видимым облегчением.

Это не была коллективная истерика. Это вообще был не смех. Это был зов. Пароль. Спасительный голос из космоса. Иди сюда, говорил он, и все будет хорошо. И та, маленькая, его услышала, вздрогнула, приходя в себя от мучительных раздумий, и подняла понурую голову.

Четверть часа спустя грошовый растворимый кофе в пустой временной кафешке, чудом уцелевшей от летних дней, потрясающе горячий, показался им необычайно вкусным. Они сблизили головы над столиком и впервые за, по меньшей мере, десять лет своей жизни каждая почувствовала себя надежно в этом молчаливом кружке.

Барменша, которая на самом деле была просто толстой немолодой буфетчицей, косилась на них с сочувственным интересом.