Ковалевская Елена: Письмо с которого все началось

– Ничего особенного, – начал нехотя Констанс. – Все как обычно: Его Святейшество Папа Геласий IX мудро управляет нами, да продлит Господь его дни, и даст новые силы. Мы же дети его, послушно все исполняем.

– Уж прямо так и послушно, – лукаво бросил епископ-суффраган. – Дети все время не бывают покладистыми и иногда шалят. Я бы даже сказал, что чем младше ребенок, тем он проказливее. Ну не томите, рассказывайте, порадуйте старика.

– Я, знаете ли, в этот год был далек от Святого Города, так что многое пропустил. Меня в основном занимают дела епархии, – принялся выкручиваться Констанс, мысленно прикидывая, какую бы устаревшую и самую незначительную сплетню скормить суффрагану, но на ум, как назло, ничего не приходило. Да и вновь начавшие мозжить колени весьма отвлекали и сбивали с мысли.

– Выше преосвященство, – Убертин повернул лицо к епископу, сощурившись от яркого солнца. – Вы уж пожалейте меня, не обижайте. Или думаете, я не знаю что вы первый достойный доверия, и поэтому не можете все время уделять только епархиальным проблемам? У нас тут события весьма бурные, а уж у вас ТАМ и подавно. Вот, например, недавнее: после долгого судебного разбирательства богохульника и еретика бывшего герцога Мильтона Амта четвертовали и жену его Амарис вместе с ним. А все почему? Потому что богомерзкими деяниями занимались, закон Церкви попирали. Теперь у нас новый истовый верующий и преданный короне герцог Амт. Правда, там что-то с передающей по наследству фамилию дочерью непонятно, то ли нашли ее, то ли наоборот не нашли. Видите, какие события! В ауберге же дела поважнее происходят?!

– В ауберге у нас никого не жгут и не четвертуют принародно, – скривился Констанс. Он не любил всю эту грязную возню и раздел наследства при помощи силы Церкви, но с другой стороны каким еще способом удержать в узде непомерно наглеющее дворянство?! – В основном открытые обеды, да праздники, посвященные дню святого покровителя ордена. Но если уж вам хочется что-нибудь этакого, то пожалуйста…

Епископ принялся рассказывать безопасные, и некасающиеся его сведения о Бейлифе Цемпе, да смещении адмирала Форсина, умолчав о своем участии при этом. Ему проще было поделиться такой информацией, нежели продолжать открещиваться от расспросов настырного суффрагана, затягивая прогулку с вновь разболевшимися коленями. А Убертин, вцепившийся как клещ, казалось был готов хоть весь день бродить по аллеям парка, стремясь выведать крохи сплетен из Sanctus Urbs.

Когда Констанс вернулся к себе замерзший и злой, с вдобавок безбожно обострившимся ревматизмом, в покоях его в нетерпении поджидал брат Боклерк. Едва епископ вошел, как секретарь бросился к нему навстречу. Поспешил снять с него пелиссон, усадил в кресло, стоявшее у камина, разул и завернул его ноги в нагретое одеяло.

– Горячее вино с пряностями будите, ваше преосвященство? – спросил он участливо.

– Буду, – кивнут епископ. – Убертин невыносим! Таскал меня битый час по морозу, показывал деревья в инее, словно в детство впал! Поскорее бы он на самом деле из ума выжил! Чтоб от него отвязаться я ему едва ли не половину сплетен Святого Города пересказал. Ужас! А нам еще придется сидеть здесь, Бог знает сколько!

– Не придется, – едва сдерживая волнение, ответил Боклерк. – Посмотрите, что я нашел! – Он протянул епископу желтый, обкрошившийся по краям пергаментный лист. – Это запись единственного допроса епископа Сисвария! Водимо он был весьма растерян, после ареста и предъявления ему обвинения. Находясь под впечатлением от возможности деградации, он проболтался, а потом одумался, пустил в ход деньги или еще что случилось… Но больше нет ни одного протокола. Дальше он проходил не как обвиняемый в грешном деянии, позорящем одеяния священнослужителя, а как пострадавшая сторона. Я тайно изъял сей лист из подшивки, и вынес под сутаной. Это единственный документ, указывающий…

– Не тараторь ты, дай прочесть, – отмахнулся от оживленного и нервно говорящего секретаря, епископ.

Боклерк, отошел к столу и принялся лихорадочными движениями перекладывать разложенные бумаги. Через минуту со стороны раздался удивленный и одновременно с оттенком торжества возглас Констанса:

– Боклерк! Невероятно! Уму непостижимо! Кто бы мог подумать?! – секретарь бросился к камину, где возле кресла стоял епископ и потрясал зажатым в руке листом. – Сисварий получает свои огромнейшие деньги от домов терпимости, в которых подхватил заразу! Никто и вообразить такого не мог! Да простит меня Господь за столь грязные слова, но теперь мы держим этого святого сифилитика за… За яйца!