Ковалевская Елена: Письмо с которого все началось

Аннотация:Ох, и паршивое же это дело: письма в мужские монастыри возить! Неприятностей после этого лопатой не разгребешь. Только вернулась к себе, даже передохнуть не успела, как уже новое доставить приказывают. Да мало того, еще и малохольную спутницу в дорогу подсунули. А тут, как назло, нападение по дороге, и епископ, чтоб ему пусто было, воду мутит…

Книга 1. Письмо с которого все началось.

С большой благодарностью:

Арине Алисон, Ander Kathrin

Дональду, Евгению, Kelebel, Еве,

Катерине и всем моим друзьям без

поддержки которых, не было

бы этого произведения.

Как тяжело быть пешкой в чужой игре…

Паршивее, по-моему, быть не может, чем стоять праздничный молебен после десятка дней пути, распевая гимны пересохшей, саднящей от пыли глоткой, воняя при этом, как навозная куча. Вот задержалась бы в пути хоть на пару часиков, тогда б не мозолила колени о каменный пол. Ох, думать иногда полезнее, чем торопиться выполнять приказание. Все равно пакет будет вскрыт лишь после окончания службы. Вообще-то он срочный, от нашей матери настоятельницы, иначе бы я не торопилась как ненормальная. А она баба суровая, епитимью наложит – будь здоров, не кашляй. Смотри, чтобы только хребет не переломился от этой епитимьи. Уставшая, грязная, словно в Пекле побывала, и еще эти наручи трут! Интересно, какая…, взяла мои, да простит меня Господь за ругань на службе, узнаю – покалечу!

Ну когда же все кончится? Пакет-то срочный…

Ох и не люблю я в мужские монастыри ездить! Мы, дщери Господни, в состоянии управится со всеми еретиками, наставить овец заблудших на путь истинный. По-моему одной сестры Гертруды хватило бы, а если уж добавить сестру Бернадетту… Тогда берегитесь враги Господа нашего!

Наконец-то!

– In gloria Dei. Amen, (Во славе Бога. Истинно) – с облегчением произношу я вместе со всеми, и поднимаюсь с колен.

С трудом проталкиваюсь к алтарю, туда, где стоит его преосвященство епископ Констанс и благословляет после службы братьев. Ну и здоровые же они здесь! Все как на подбор – на голову выше меня и в полтора раза шире в плечах, а уж рожи у них!… Очень далеко им до благостных! Увидишь такую в темном переулке – с перепугу окочуришься.

– Ваше преосвященство, вам пакет от матери настоятельницы, – протягиваю ему большой, запечатанный бордовым сургучом конверт. Епископ берет его так, словно ждал, ни тени удивления на лице. – Благословите.

Он протягивает свою маленькую сухонькую ручку, осеняет меня знамением.

– Сейчас ступай дочь моя, – благообразный такой старичок, только взгляд у него холодный, точно у змеи. – А после вечерней трапезы зайди ко мне.

Чую, предстоит мне тяжелый разговор. Епископ известен как очень дотошный и въедливый человек, от которого ничего невозможно скрыть. Недаром его называют Старым Лисом. Что ж теперь на своей шкуре придется убедиться: прозвища в орденах просто так не дают.

– Брат Иннокентий, проводи сестру в ее келью, – тем временем распорядился Констанс.

Брат, который стоял поблизости – подпирал колонну, ни слова не говоря, смиренно поклонился, развернулся и строевым шагом двинулся по галерее. Я заторопилась следом.

– Могу ли я ополоснуться с дороги? – говорю ему в спину, а точнее в лопатки. Вот громадина!

– Безусловно, сестра, безусловно… – отвечает он. Ну и голос! Что трубы Возвестника. – Я покажу тебе келью, а там послушники проводят, – киваю, но вряд ли это ему видно; на спине у него глаз нет, или я пока их не заметила.

Монастырь у варфоломейцев огромный; мы все идем и идем по коридорам и переходам. На пути встречаются братья, спешащие по своим делам. До чего же их много стало в последнее время! И откуда только набирают?

Наконец мы пришли в гостевой флигель, где мне выделили маленькую келью размером четыре на семь шагов, куда помещался только жесткий топчан да столик с кувшином и тазом для умывания. Свет в помещение проникал через узкое окошко-бойницу. На стене над изголовьем кровати висел бронзовый крест. Ох, и богато же живут братья Варфоломея Карающего, раз Знак Божий в кельях для странствующих монахов из бронзы повесили. Хотя в остальном не видно и следа роскоши. Ведь те, кто стремится служить Господу нашему, всегда дают обеты бедности, смирения, послушания, и еще множество других, среди которых присутствует, конечно же, целибат. Впрочем, этот обет дают все, кто стремится оказаться под милостивой, но твердой рукой церковной власти.