Сурен Цормудян

– Знаешь, Николай Андреевич, я ведь тоже поступил бы именно так.

– Послушайте, – еще больше нахмурился Людоед, – Эту бомбу применять нельзя. Она для ХАРПа.

– Это я понимаю, – махнул рукой Старшина. – В ядерном оружии важно его наличие, а не применение. Не все это правда, понимали. Ну да ладно. Мне докладывали, что вы испрашивали возможность помыться и постирать свою одежду. Это так?

– Так, – кивнул Варяг.

– Сейчас у вас будет такая возможность. А нам с тобой, Николай Андреевич, надо кое-что обмозговать. Детально и обстоятельно.

55. СМЯТЕНИЕ

Огромный агрегат прачечной монотонно гудел, выпуская пар из прохудившихся прокладок и стыков старых шлангов. Они уже помылись и оделись в чистое, взятое из лунохода белье, поверх которого они надели спортивные костюмы, доставшиеся от рейдеров.

Теперь оставалось только сидеть на скрипучей деревянной скамейке в помещении прачечной и смотреть на эту большую стиральную машину.

– А хорошо тут, – Людоед откинулся на спинку скамейки и заложил руки за голову. – Бойлерная. Прачечная. Баня. Напомнило родную часть.

– Хорошо говоришь? – Сквернослов усмехнулся. Он придерживал платком рану на лице, оставленную черновиками на станции 1905 года. Рана снова стала кровоточить после бани. – Попробуй это объяснить своему другу-морлоку, который вечно чем-то недоволен и едва нас до цугундера не довел своим языком на приеме у Старшины. Тоже мне, либераст.

– Да пошел ты, – угрюмо пробормотал Николай.

– Да, блаженный, отжег ты там, – ухмыльнулся Людоед.

– А вы все рукоплещите местному царьку? – Васнецов зло осмотрел своих товарищей. – Все нормально да?

– Знаешь, Коля, – вздохнул Людоед, – Есть человек. Он заболел. Ему операция нужна. Тяжело заболел. Помереть может. И вот ему сделали операцию. Больно. Неприятно. Он претерпел лишения и дискомфорт. Но его спасли. Выписали из больницы. Но сказали – это будет тебе уроком. Береги себя. Береги свое здоровье. Он послушал. Но он ведь теперь здоров. И через некоторое время перестал следить за собой. Снова стал пить и курить. Жрать все подряд. Главное чтоб вкусно было. Или превышать скорость на машине. Или играть с огнем. И в итоге снова оказался на грани смерти. Что делать? Опять операция. Все вернулось на круги своя. А знаешь почему? Потому что он дебил.

– Какая операция? Какие врачи? Какая машина? Илья оглянись! – воскликнул Васнецов. – Ничего больше нет!

– А я тебе, о чем толкую, тормоз!

– Да не понимает он тебя, – засмеялся Вячеслав. – По-морлочьи ему объясни.

– Заткнись Славик, – Рявкнул Николай.

– Я понимаю твою проблему, блаженный, – Крест покачал головой. – Эта проблема не в местном режиме или личности Старшины. Просто нас встретили как врагов. Просто нас по камерам рассовали, и мозги компостировали на допросах. Вот в чем проблема. Ты уязвлен. Ты мнишь себя мессией и спасителям человечества. И тебе вдруг не оказали должных почестей. Ай-ай-ай. Сволочи какие. А если бы тебя как своего, а еще лучше, как героя полубога приняли, то тебе, наверное, и плевать было бы кто и как здесь правит. Вот из таких как ты и возникают самые страшные тираны.

– Это не так! И, между прочим, я себя мессией не считаю! Это ты сам меня так назвал! Забыл?!

– Назвал! И ты это принял! А теперь я говорю, что ты идиот! Так прими теперь и это!

– Да вы все просто боитесь! Боитесь этого Старшину! Варяг! Варяг, а ты что молчишь?!

Яхонтов устало посмотрел на Николая.

– Отвянь, – буркнул он. – Я думаю о самолете. Мне плевать.

– О самолете? Ну, так подумай, что без топлива он не полетит! Надо было идти к Гау! Моя интуиция…

– Чушь, – перебил его Людоед.

В помещение вошла пожилая женщина. Следом знакомая уже миловидная Лена. Та, что разбудила в карцере карантина Николая.

– Ребята, – улыбнувшись, произнесла она, – Сейчас Анна ваши вещи в сушку отправит. Пойдемте пока в нашу столовую. Я вас чаем угощу.

* * *– Это все обман, что он был самым добрым царем. Это все не правда. Он правил огнем и мечом. – Пробормотал Старшина слова из старой песни, вертя в руках предохранитель от ядерного заряда Людоеда. – Что думаешь об этом парне?

– Он идеологически вреден и просто опасен. – Ответил комиссар.

– Ну, будет тебе, Андреич. Мы же тут не на заседании политсовета. Говори как есть.

– Как есть? Юнец просто не в теме. Однако впечатлителен. Посему говорят в нем лишь его эмоции от первых впечатлений. А первые впечатления не из приятных.

– Ежов? – старшина взглянул на комиссара.