Георгий Катков - Февральская революция

Набоков отмечает резкие перемены настроения у всех участников событий этого дня. Им с Нольде понадобилось несколько часов, чтобы составить короткий текст отречения великого князя Михаила. Странно, они не испытывали тревоги и страха за будущее, пока трудились на Миллионной. Наоборот, Набоков говорит о "ликовании". Ликование, однако, скоро сменилось самыми мрачными предчувствиями - приехав вечером в Таврический дворец с текстом отречения, Набоков узнал об избиении офицеров в Гельсингфорсе и об угрожающем положении на фронте. Мрачные предчувствия легче понять, чем предшествовавшее им ликование. Набоков пишет, что всем сразу стало ясно, что убийства — результат вражеской агитации. "Насколько активным было участие в нашей революции немцев - это вопрос, который, как мне кажется, никогда не получит исчерпывающего ответа". Теперь, спустя 50 лет, нам не приходится разделять пессимизм Набокова. Но тогда, конечно, слухи о вмешательстве немцев, слухи, которые поползли сразу, как только стало известно о расправе в балтийском флоте, не могли иметь никаких реальных доказательств. Вернее предположить, что трагические события в Гельсингфорсе и Кронштадте настолько противоречили господствовав­шим в столице настроениям, что их естественно сочли чем-то чуждым духу "великой русской бескровной революции", каким-то злокозненным вмешательством беспощадного и смертельного врага.

В Таврическом дворце Набоков встретил Милюкова, который, поспав, посовещался с другими членами ЦК кадетской партии и на вид не так сильно теперь стремился выйти из правительства. Милюков как будто примирился с тем, что ему не удалось остановить революцию и в последний момент спасти монархию. Он даже, кажется, одобрил чер­новик манифеста об отречении Михаила. В результате этой перемены настроения, вечером 3 марта, кабинет, превращавшийся манифестом во Временное правительство, сосредотачивающее в своих руках власть самодержавного властителя России, какою она была до отречения Николая, остался в прежнем составе, с Милюковым и Гучковым на отводившихся им с самого начала постах. Впрочем, им не забыли утренних переговоров с великим князем Михаилом. Их позиция получила широкую огласку. Так что демагогам ничего не стоило обвинить их в контрреволю­ции. Положение Милюкова в правительстве, которое, по существу, он сам и составил, было серьезно подорвано, ему так и не удалось вернуть былого влияния. Решающую роль в новом правительстве играл Керенский, ибо он один из всех его членов мог претендовать на то, что представляет революцию.

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 15

1. См. прим. 7 к гл. 13.

2. СП. Мельгунов. Мартовские дни 1917 года. Париж, 1961, стр. 134 и далее.

3. В тот же день великий князь Михаил попросил Милюкова вычеркнуть его подпись.

См. также гл. 11, § 2.

4. Милюков, ук. соч. (см. прим. 5 к гл. 8), том 2, стр. 313.

Заявление Милюкова см. у Броудера и Керенского, ук. соч. (см. прим. 20 к гл. 12), том I, стр. 133, где приводится также сделанная Милюковым позже поправка.

5. АРР, III, стр. 266 и далее. Броудер и Керенский, ук. соч., том I, стр. 109 и далее.

6. См. гл. 12, § 8 и далее.

7. См. разговор Алексеева с Родзянко (3 марта, 6 час. - 6 час. 45 мин.) и теле­грамму, посланную 3 марта Алексеевым главнокомандующим, в АРР, III.

8. Мельгунов. Мартовские дни..., стр. 222.

9. Вдова великого князя Владимира - не путать с ее тезкой и племянницей Мари­

ей Павловной младшей.

10. См. гл. 10, § 5 и далее.

11. АРР, VI, стр. 61 и далее.

12. Милюков, ук. соч., том 2, стр. 317.

13. В. Маклаков. Предисловие к "La Chute du Regime Tsarist. - Interrogatoires". Collection de memoires pour servir a l'histoire de la guerre mondiale. Paris, 1927, p. 12.

14. АРР, I, стр. 21.

15. АРР, I, стр. 22.

Глава 16

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Революция? - Стихийность. - Заговоры - действительные и вообра­жаемые. - Разжигание или предвосхищение революции. - "Революция генерал-адъютантов ".

§ 1. Революция?

Отречение великого князя Михаила и обнародование манифеста, заложившего конституционную основу Временного правительства, завершили событие, известное в истории под названием Февральской революции. Совершился переход от самодержавного правления Нико­лая II к диктатуре Временного правительства. С точки зрения либералов, как, например, Милюков, Маклаков и Нольде, революция кончилась, но для революционеров типа Керенского она только начиналась.

Поэтому нет никакого чудачества в том, чтобы задаться вопросом: действительно ли в феврале 1917 года в России произошла революция? Чудачеством это может показаться только тем, для кого вопрос о революции не более важен, чем вопрос о погоде. "Действительно ли в феврале 1917 года в Петрограде была метель?" Тут можно ответить утвердительно, и таким образом будет выражена суть дела. Не то в вопросе о революции. Простое "да" или "нет" сообщит нам не о том, что такие-то и такие-то события имели или не имели места, из такого ответа мы узнаем скорее, как отнесся к ним говорящий: считает он, что сбылись его упования и надежды (либо опасения и тревоги), или нет. В качестве ответа на вопрос о революции "да" и "нет" выражают глубокое внутреннее отношение к политической и социальной реальности этого момента, а не мимолетное ликование, которое тогда испытывал чуть не каждый. Чувство подъема, которое охватило почти всех российских граждан после двух отречений и сообщения о создании Временного правительства (так что генерал-губернатор Ташкента Куропаткин и эсэр Зензинов описывали свои переживания почти в одних и тех же выражениях), отнюдь не говорило о том, что все отнеслись к февральским событиям одинаково.