Константин Романенко

В отличие от легкомысленного «радетеля» крестьянства Бухарина Сталин никогда не сбрасывал со счетов слагаемые международной обстановки. Он отчетлив9 представлял, что передышка, приобретенная в противостоянии СССР и внешнего мира, не может быть продолжительной. Его аппарат уже готовил выход из застойной полосы нэпа. В мае 1928 года на заседании Государственной плановой комиссии Куйбышев представил доклад Высшего экономического совета с предложением увеличить объем промышленности за одну пятилетку на 130%.

Политика Сталина оставалась последовательной. В конце мая он объявил, что единственным решением стоящих перед страной проблем является коллективизация сельского хозяйства и ускоренное развитие тяжелой промышленности. Курс государственного корабля был выверен точно; он был устремлен в будущее, но на этом пути не могли не появляться рифы.

С окончанием Гражданской войны противники советского строя не исчезли. (Кстати, они не исчезли и в будущем…) Еще весной в советской печати появились сообщения о разоблачении «крупной вредительской организации» в Шахтинском районе Донбасса. Доклад ЦК о практических мероприятиях по ликвидации недостатков, обнаруженных в связи с Шахтинским делом, комиссия Политбюро представила ЦК в начале апреля; 10-го числа с речью по этому вопросу на заседании выступил Сталин.

Авторы антисталинских публикаций утверждают, что Шахтинское дело якобы являлось надуманной операцией чекистов, давшей повод для начала борьбы со «старой» интеллигенцией. Вздор. Это не так. Но, безусловно, Сталин не мог пройти мимо этих получивших громкую известность событий. И действительно, в своем выступлении он говорил: «Неверно, что у нас уже нет классовых врагов, что они побиты и ликвидированы. ...Наши классовые враги существуют. И не только существуют, но растут, пытаясь выступать против Советской власти».

Но, увлекшись казавшейся лежащей на поверхности фабулой, историки не обратили внимания на то, что шахтинские события дали Сталину основания призвать к иной борьбе, не имевшей отношения к «технической» интеллигенции. Из случившегося он не делал примитивных выводов – это удел «историков», пишущих на злобу дня конъюнктуры.

Еще в середине мая на съезде комсомола, в связи с Шахтинским делом, Сталин подчеркивал «остроту вопроса о новых кадрах строителей социалистической индустрии». Но это вытекало не из его недоверия к «старым» спецам.

Он трезво взвешивал кадровый вопрос и так пояснял проблему: «Конечно, у нас есть старые специалисты по строительству, промышленности. Но, во-первых, их мало у нас, во-вторых, не все они хотят строить новую промышленность, в-третьих, многие из них не понимают новых задач строительства, в-четвертых, значительная часть из них уже состарилась (курсив мой. – К. Р.) и выходит в тираж. Чтобы двинуть дело вперед, надо создать новые кадры специалистов из людей рабочего класса, из коммунистов и комсомольцев».

Однако Сталин не пренебрегал и общественным мнением. Судебный процесс над группой из 53 инженеров и техников, причастных к саботажу и диверсиям на шахтах Донбасса, прошел в Москве в мае – июне 1928 года. «Ложа дипломатического корпуса была заполнена до отказа; присутствовали корреспонденты со всего мира».

Государственный обвинитель прокурор Н.В. Крыленко выдвинул три формы обвинения во вредительстве: неправильную постановку эксплуатации шахт, порчу машин и оборудования, неправильный выбор мест для новых разработок.

Историк Александр Колпакиди и журналист Елена Прудникова в книге «Двойной заговор» впервые сняли покров с действительных фактов о «шахтинском расследовании». И началось оно не в 1928 году, а значительно раньше. Еще 15 декабря 1924 года бывшая жена главного инженера Кадиевского рудоуправления в Донбассе Гулякова сообщила о том, что ее муж занимается экономическим шпионажем. Экономический отдел ГПУ УССР выяснил, что уже в 1918 году, перед побегом в Польшу, члены правления Днепровского южнорусского металлургического общества поручили доверенным лицам «сохранить предприятие и постоянно информировать их о положении дел».

Связь осуществлялась через бывшего совладельца рудников Ружицкого, экономического советника польского консульства в Харькове. Через него Гуляков в течение 1921-1923 годов передавал сведения бывшим хозяевам и получал указания. Они были просты, но эффективны: создавать видимость работы шахт, всячески препятствуя при этом разработкам, не вывозить угольные запасы, сохранять ценные участки до возвращения хозяев.