Константин Романенко

Впрочем, для 1937 года вообще характерна противоречивость оценок, и чаще всего эта особенность является следствием неинформированности. Историки сделали все возможное, чтобы, заморочив читающей публике голову, десятилетиями держать ее в неведении относительно действительного развития событий и участия в них конкретных лиц.

В те по-летнему жаркие дни июля 37-го года, когда старейшие чекисты Агранов-Соренсон и Кацнельсон оказались под арестом, из Москвы в республики и края страны отправились комиссары госбезопасности в высоких чинах. Израиль Леплевский стал наркомом внутренних дел на Украине, Борис Берман – в Белоруссии, Генрих Люшков занял пост начальника управления в Дальневосточном крае, откуда и сбежал в Японию!

В этом не было никакого коварства. Репрессии, которые затребовали у ЦК партийные руководители на местах, только начинались. И то, что во главе их вставали профессионалы, комиссары высокого ранга, лишь результат того, что иных кадров у Ежова просто не было. Безусловно, что репрессии осуществляли не только евреи. В Московской области их проводил поляк С.Ф. Реденс, в Ленинградской – латыш Л.Н. Ваковский (Штубис). Однако именно замалчивание роли евреев в репрессивном процессе повлекло за собой необъективность оценок и смещение акцентов в событиях 37-го года.

В тенденциозной литературе вообще чрезмерно преувеличена роль Ежова, как якобы едва ли не единственного инициатора и координатора репрессий. Но так ли уж велика роль «маленького» наркома? Мог ли Ежов лично развернуть и осуществить сотни тысяч («либералы» бездоказательно уверяют – миллионы!) «необоснованных» арестов, обвинений и осуждений? Обладал ли он такой властью и реальной практической возможностью?

Публицисты, неоправданно-гротескно, дважды лепили из «железного наркома» ложный образ. Сначала «героя», а затем «злобного садиста». Однако то, что из Ежова сделали «стрелочника», некоего «козла отпущения», не случайно. За тенью этой плакатно нарисованной в литературе фигуры была умышленно скрыта значительная группа людей, являвшихся непосредственными исполнителями карательных акций.

В том, что процесс, начавшийся с пресечения потенциально опасной деятельности националистов, бывших кулаков и уголовников почти закономерно перешел в чистку партийных и государственных структур, аппарата НКВД и армии, не было особой заслуги Ежова. Кстати, сам «маленький нарком» и не претендовал на эти лавры. Он осознавал, что не дорос до античного героя, очистившего мифические конюшни.

Уже на суде Ежов так подвел итоги своей деятельности: «Я почистил 14 тысяч чекистов... Везде я чистил чекистов. Не чистил их только в Москве, Ленинграде и на Северном Кавказе. Я считал их честными, а на самом деле получилось, что я под своим крылышком укрывал вредителей, шпионов и других мастей врагов народа».

Правда, Б. Соколов «поправляет» Ежова, отметив, что «в действительности в 1937-1938 годах было арестовано 11 407 чекистов ». Впрочем, вряд ли Николай Иванович мог лично «почистить» и 11 тысяч профессионалов. Но даже если допустить такую работоспособность, то очевидно, что у него одного никак не могли бы дойти руки до всех остальных репрессированных в 1937 году. Врагов «чистила» вся страна. Во всех слоях общества находились люди, полагавшие, что нельзя останавливаться на полумерах.

И все-таки главными вдохновителями, организаторами, фактически жрецами репрессивной практики являлись партийные руководители регионов. Среди них находились такие одиозные фигуры, как 1-й секретарь Московского городского и областного комитетов ВКП(б) Хрущев и 1-й секретарь Западно-Сибирского крайкома партии Р.И. Эйхе. Мало им уступали в агрессивности Косиор – генеральный секретарь ЦК КП(б) Украины и первые секретари обкомов партии: Куйбышевского – Постышев, Донецкого – Прамнэк, Азово-Черноморского и Ростовского – Евдокимов, Генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ Косарев.

У них уже был опыт, и они взялись за дело с тем же рвением, как и при проведении коллективизации. Инициированная главами верхнего эшелона, возглавлявшими регионы республик, краев и областей, начавшаяся летом 37-го года как профилактическая акция накануне предстоявших выборов первая волна репрессий сразу свернула в сторону.

В России она захватила руководителей местных Советов и рядовых коммунистов. В республиках, где репрессии проводились под лозунгом борьбы с национализмом, к осени в числе арестованных оказались и некоторые секретари парторганизаций. Однако после арестов действительных участников заговора организаторы и исполнители акции уже вошли во вкус. Чистка приобретала инерцию, и теперь под репрессии попали «маленькие люди».