Константин Романенко

Несомненно и то, что, стремясь к осуществлению реформы избирательной системы, Сталин не мог игнорировать настроения в высших эшелонах партии. Однако, уступив настояниям большинства и согласившись на требование репрессий по отношению к антисоциальным и уголовным элементам, он не получил умиротворения.

Наоборот, казалось бы, локальный процесс объективно перерос в «большую чистку». И такой поворот стал закономерностью, отвечавшей потребностям общества, желающего полного обновления обюрократившегося правящего слоя. В этом стремлении масс к очищению страны от людей, представлявших потенциальную угрозу государству, нашла выражение сама народная демократия, высшей формой проявления которой является революция.

Причем каждая группа, олицетворявшая народ, стремилась удовлетворить свои интересы. И как во всякой революции, начавшийся процесс приобрел обостренно-непримиримый и жесткий характер. Конечно, революция 37-го не была «классической» по своей форме. В ней не было передела собственности. Но ситуация, когда верхи уже не могли управлять по-новому, а низы не хотели жить по-старому, была налицо; и фактически в стране произошел передел власти. Но в этой революции народ как раз не безмолвствовал.

Впрочем, сами партийные функционеры тоже были неотъемлемой частью народа. Рассчитывая решить свои проблемы и добившись права проводить репрессии в регионах, партийные руководители повернули события так, что между летом и осенью 1937 года были исключены из партии и арестованы некоторые коммунисты и низовые советские работники. Среди них оказались и случайные жертвы, ставшие объектом сведения личных счетов, но это была и мировоззренческая борьба, отражавшая уровень и различия общественного самосознания.

Настойчиво востребованное право на борьбу с врагами оказалось теми граблями, на которые наступила партократия. Уже не прибегая к таким формальностям, как одобрение пленума, в течение трех месяцев шестнадцать первых секретарей были исключены из ЦК, КПК и ЦПК, а вскоре арестованы.

Несомненно и то, что ситуация в этот период была совершенно отличной от предыдущих лет, когда Сталин старался перетянуть оппозиционеров на свою сторону. Теперь он исходил из того, что в мае почти случайно НКВД удалось предотвратить государственный переворот; поэтому политические «конюшни» необходимо было полностью очистить от всего опасного хлама.

При внимательном рассмотрении биографий политических деятелей, ставших так называемыми жертвами репрессий 37-го, каждый раз обнаруживается, что почти любой из них практически вплоть до своего ареста «сам приложил руку (и даже крепко приложил) к развязыванию террора». Наиболее горячими приверженцами насильственных мер выступали первые секретари нацкомпартий, крайкомов и обкомов. Добившись в результате настоятельного давления на Политбюро права осуществления карательных мер по отношению к кулакам и уголовникам, они не успокоились. Они продолжали требовать расширения санкций на репрессии. Теперь уже в отношении советских работников.

Конечно, разоблачение военного заговора и обнаружение врагов в самом НКВД заставили Сталина по-иному взглянуть на положение дел и в партийной среде. Участники заговора были командующими некоторыми округами, а значит, и членами парторганизаций этих регионов, где продолжали оставаться у дел их соратники, друзья и просто доброжелатели.

И, по-видимому, осознав неизбежность крутых мер, Сталин не стал тормозить ход событий. Во всяком случае, если в первой половине года он резко осаживал экстремистов, то после июльского пленума Политбюро уже не возражало против удовлетворения просьб о репрессивных действиях, запрашиваемых с мест. Поэтому посмотрим на содержание хотя бы нескольких документов, сохранивших логику того времени.

Так, первый секретарь ЦК КП(б) Узбекистана Икрамов писал в Москву: «ЦК КП(б) Узбекистана просит санкции ЦК ВКП(б) на снятие Файзуллы Ходжаева с поста председателя Совнаркома Узбекистана за связь с националистическими контрреволюционными террористами. Файзулла Ходжаев систематически поддерживал связь с рядом крупных националистов-террористов, ныне арестованных: Аминовым, Атаходжаевым, Курбановым Н., Сатарходжаевым, Ибад Ходжаевым и др... На квартире его брата Ибад-Ходжаева... было совещание национал-террористов... Все участники этого совещания арестованы и признали себя виновными...»

24 июня 1937 года ЦК ВКП(б) утвердил просьбу А.И. Икрамова. Однако спустя чуть более двух месяцев на состоявшемся в сентябре пленуме ЦК КП(б) Узбекистана, прошедшем с участием приехавшего из Москвы А.А. Андреева, резкой критике были подвергнуты местные кадры и сам первый секретарь компартии республики.