Константин Романенко

Крутой поворот на пути демократизации управления страной неизбежно должен был натолкнуться на возражения старой партократии, руководствовавшейся своими интересами, но она не пошла на прямой конфликт с Политбюро. Партийные бонзы нашли другие аргументы для упрочения своей власти.

Уже «накануне закрытия пленума, – отмечает Ю. Жуков, – произошло нечто странное, до наших дней окруженное плотной завесой». 28 июня 1937 года Политбюро приняло решение, «нигде не зафиксированное », но «имеющее канцелярский номер, протокол 51, пункт 66»:

«1. Признать необходимым применение высшей меры наказания ко всем активистам, принадлежащим к повстанческой организации сосланных кулаков. 2. Для быстрейшего разрешения вопроса создать тройку в составе тов. Миронова (Лев Каган. – К. Р) (председатель) – начальника управления НКВД по Западной Сибири, тов. Баркова – прокурора Западно-Сибирского края и тов. Эйхе – секретаря Западно-Сибирского краевого комитета партии».

Появлению этого решения предшествовала «инициативная записка Р.И. Эйхе». Жесткая, волюнтаристская практика деятельности была характерна для латыша Роберта Эйхе. Еще в ходе хлебозаготовок 1934 года он истребовал от Политбюро право «на подведомственной ему территории в течение двух месяцев – с 19 сентября по 15 ноября», давать санкцию к применению высшей меры наказания в отношении лиц, подлежащих раскулачиванию.

Конечно, последовавшее обусловливалось не только исключительными методами работы Роберта Эйхе и Льва Миронова (Кагана) – бывшего начальника контрразведывательного отдела НКВД. Еще накануне принятия Конституции 1936 года в стране прошла амнистия. В ее ходе стали ликвидироваться ссыльные поселения. Лица, осужденные за контрреволюционные преступления, пребывавшие в ссылках и высылках, частично были помещены в исправительно-трудовые колонии, частично вернулись в места прежнего проживания.

На свободе оказалось много бывших осужденных, и это обострило криминальную обстановку. Значительная часть освобожденных осела в Сибири, и у столкнувшегося с этой проблемой латыша Эйхе появилось достаточно оснований для требования о применении особых мер к лицам, склонным к рецидивизму.

В записке Эйхе подчеркивалось, что «повстанческая контрреволюционная организация угрожает политической стабильности в крае, что особенно опасно в период избирательной кампании». Еще накануне пленума на проходившей 6 июня Западно-Сибирской партконференции он заявил: «Враги разоблачены еще не все, надо всемерно усилить работу по разоблачению троцкистско-бухаринских бандитов».

Имевший 2-классное образование, латыш Эйхе был не единственный, кто строил свою карьеру на демонстрации политической «твердости». Таким приемом пользовались многие, и чрезвычайные полномочия, предоставленные первому секретарю Западно-Сибирского крайкома, вызвали цепную реакцию. С подобными притязаниями выступили и другие руководители.

Мысль о том, что в ходе равных, прямых, тайных и к тому же альтернативных выборов на местах придется столкнуться с противодействием людей, недовольных практической деятельностью партийных секретарей, уже твердо осела в умах многих. Это лишало гарантии на вхождение в местные исполкомы и ЦИК СССР. Тема потери уже привычного второго советского поста в аппарате власти стала предметом кулуарных разговоров.

И партийные руководители затребовали тех же чрезвычайных полномочий, какие получил Эйхе. Такое групповое давление стало своеобразным сговором, но Сталин не мог с ходу отмести аргументы по необходимости пресечения разгула преступности и бандитизма. Однако на применение чрезвычайных мер он решился не сразу. На протяжении двух дней он вместе с председателем СНК Молотовым принял ряд руководителей крупных организаций. 1 июля в его кабинете побывали секретари: Дальневосточного и Саратовского крайкомов – Варейкис и Криницкий; ЦК Азербайджана – Багиров; Горьковского и Сталинградского обкомов – Столяр и Семенов. 2 июля – еще четверо: Северного крайкома – Конторин, ЦК Киргизии – Амосов; Омского и Харьковского обкомов – Булатов и Гикало.

В этот же день после более чем четырехчасовой беседы Сталина с Молотовым и заведующим ОРПО Маленковым Политбюро приняло еще одно важное решение. Оно распространяло чрезвычайные полномочия на всех без исключения секретарей ЦК нацкомпартий, крайкомов и обкомов.

В нем отмечалось: «Замечено, что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом по истечении срока высылки вернувшихся в свои области, являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых отраслях промышленности».