Константин Романенко

Приговор констатировал: «Судебное следствие не установило фактов , которые давали бы основание квалифицировать преступления зиновьевцев как подстрекательства к убийству С.М. Кирова». Этот вывод лег и в основу «закрытого письма ЦК ВКП(б)» от 18 января 1935 года «Уроки событий, связанных со злодейским убийством тов. Кирова»

Внешне оно было политически резким. В письме констатировалось, что «зиновьевцы ради достижения своих преступных целей скатились в болото контрреволюционного авантюризма, в болото антисоветского индивидуального террора, наконец, в болото завязывания связей с латвийским консулом в Ленинграде, агентом немецко-фашистских интервенционистов».

Но одновременно указывалось, что «московский центр» «не знал, по-видимому, о подготовлявшемся убийстве т. Кирова». Более того, ЦК обвинил руководителей центра не в терроризме, а в карьеризме !

В закрытом письме подчеркивалось: «Их объединяла одна общая беспринципная, чисто карьеристическая цель – добиться руководящего положения в партии и правительстве и получить во что бы то ни стало высокие посты ».

Уже одно это опровергает бытующее в историографии мнение, будто бы Сталин «использовал факт убийства Кирова для развязывания в стране кровавого террора и расправы над своими идейными и мнимыми противниками».

Не стали кровавыми и еще два, последовавшие один за другим, процесса, связанные с убийством в Смольном. 16 января Особое совещание при НКВД СССР во главе с Ягодой рассмотрело дело «Ленинградской контрреволюционной зиновьевской группы Сафарова, Залуцкого, Цейтлина и других». Подсудимые были осуждены лишь к различным срокам заключения в лагерях и ссылкам.

Еще одним звеном в этой судебной цепи стало 23 января, когда в Москве Военная коллегия Верховного суда СССР осудила 12 работников Ленинградского НКВД. Им вменялась в вину «преступная бездеятельность». Начальника отдела УНКВД по Ленинградской области Медведя и его первого заместителя Запорожца приговорили к тюремному заключению на срок 3 года. Других обвиняемых, в числе которых были отпустивший Николаева после ареста начальник Оперода Губин, замначальника Особого отдела Янишевский и начальник отделения охраны Котомкин, осудили к двум годам.

В приговоре отмечалось, что они, «располагая сведениями о готовившемся покушении на тов. С.М. Кирова, проявили не только невнимательное отношение, но и преступную халатность к основным требованиям охраны государственной безопасности, не приняв необходимых мер охраны». Завершила этот цикл процессов выездная судебная сессия Военной коллегии Верховного суда СССР, состоявшаяся 9 марта в Ленинграде. На ней «за соучастие в совершении Николаевым теракта» приговорили к расстрелу жену Николаева, ее сестру и мужа ее сестры.

Конечно, руководство страны не могло оставить без последствий деятельность людей, так или иначе причастных к убийству члена Политбюро. Как и тех, кто создавал нестабильную обстановку в Ленинграде. Был принят ряд превентивных мер. И тон разговора с оппозицией изменился. Но могло ли быть иначе?

Однако появившееся в хрущевский период утверждение, что якобы после убийства Кирова в стране стали разворачиваться репрессии, вообще не подтверждается действительными событиями. Такое утверждение – заведомая ложь. Сравнение сведений о числе заключенных в пресловутом ГУЛАГе позволяет сделать неожиданный вывод: после убийства Кирова никаких массовых репрессий не началось!

Документы, о которых речь пойдет позже, свидетельствуют об обратном. Если до убийства Кирова за 1934-й, «не репрессивный», год контингент лиц (включая уголовников) в лагерях и тюрьмах пополнился до 446 435 человек, то в 1935 году он уменьшился до 339 752 человек. То есть сократился на 106 683 заключенных. Более того, в результате амнистии в 1936 году число лиц, содержавшихся в местах изоляции, уменьшилось еще на 100 125 человек.

И все-таки призывы ко всеобщему поиску врагов, к началу охоты на ведьм в это время появлялись. Летом они прозвучали с трибуны партактива Москвы: «На предприятиях у нас были случаи порчи оборудования, в столовых – отравления пищи . Все это делают контрреволюционеры, кулаки, троцкисты, зиновьевцы, шпионы и всякая другая сволочь, которая объединилась теперь под единым лозунгом ненависти к нашей партии, ненависти к победоносному пролетариату».

Историческая трагикомедия в том, что этот ярый и агрессивный клич был брошен секретарем городского комитета партии Никитой Хрущевым – будущим «обвинителем» Сталина... в репрессиях! То есть в действительности не Сталин, а сам Хрущев твердолобо бил головой в колокола, нагнетая страсти и призывая к расправе. Поэтому обратим внимание и на то, что именно на спекуляциях, связанных с убийством Кирова, Хрущев дважды в своей жизни сделал стремительный рывок в политической карьере. Первый раз – сразу после трагедии в 30-е, а затем в 60-е годы, запустив в обиход грязный и бездоказательный намек на причастность вождя к убийству Кирова.