Владимир Чачин - Король с Арбата

- Кошмар какой-то,- ежится Наташа,-и часто так бывает?

- А вас никто слушать не заставляет,- косится Гога из дом пять.- Мы вас не звали.

Наташа внимательно посмотрела на Гогу, словно запоминала, промолчала.

надрывается Лариска.

- У ней другие песни хорошо получаются, про трех эсминцев,- тихо говорю я.

Оказалось, что Наташа эту песню не знает, и мы рассказываем ей про «Гавриила», «Константина» и «Свободу», про то, как, защищая революцию, они подорвались на вражеских минах.

- Стоящая песня,- серьезно говорит Наташа. Она задумывается, по-мальчишески теребит на затылке короткие волосы и вдруг хлопает в ладоши: - Чудесно! Давайте организуем морской хор. Разучим еще несколько морских песен и выступим в нашем районе в разных дворах.

- Вот еще есть хорошая песня про крейсер «Варяг»,- перебивает Наташу Лева,- у меня все слова записаны.

- «Раскинулось море широко»,- предлагает Женька.- Про кочегара, знаете, я такую скульптуру леплю. Сидит, сгорбившись, усталый матрос на палубе и понуро смотрит далеко-далеко вдаль. И назову ее «Товарищ, мы едем далеко…»

- А рисовать тоже можешь? - спрашивает Наташа.

- Могу. А что?

Наташа уже не сидит, а расхаживает вдоль нашей скамейки и уже знает, как зовут каждого из нас.

- Нужно нарисовать большой задник, как в театре,- широко показывает она руками.- Морские волны. А далеко на горизонте маяк.

Мишка Жаров встревает:

- Если вечером будем выступать, то можно сделать, чтобы маяк светил. У отца спрошу летческий фонарик. Во светит!

старается Лариска.

- И ничего-то у вас не получится,- довольный, фыркает Гога из дом пять.- Под музыку все надо, а у вас где?

Наташа показывает на Ларискино окно.

- Вон гитара уже есть. Найдем мандолину, балалайку, еще чего. Я поговорю с комсомольцами из музыкального училища. Может, баянист будет.

Наташа взглянула на часы, заторопилась. Мы договорились о следующей встрече. Кирпичом на заборе записали ее телефон, гурьбой проводили до ворот.

- Прорепетируем, - предложил Лева. Мы расселись.

Мишка притащил старое ведро, взял в руки палки. Выучили наизусть слова первого куплета «Варяга», Лева взмахнул руками, и мы запели.

Одно за другим захлопываются окна в нашем дворе. Откуда-то сверху залаял Женькин Король, а в калитку испуганно заглянул наш участковый дядя Карасев.

Потом мы старательно исполнили всю до конца «Раскинулось море широко» и после этого избегали смотреть друг на друга.

Заколыхались веревки с бельем, и перед нами стоит самый уважаемый человек на Плющихе, киномеханик Костя. Пиджак в накидку, наглажен клеш, рубашка «апаш», ромашку нюхает.

- Нона дома? - вежливо спрашивает он меня. Я кубарем по лестнице, стучу в дверь:

- Нонка, скорее, Костя пришел!

Нонка плечиком дергает и продолжает мести пол.

- Ведь Костя ждет,- не понимая, топчусь я.

Она выпрямилась, приблизилась ко мне, говорит по складам:

- Ни-че-го. По-до-ждет.

Домела пол, прошлась к зеркалу, поколдовала над прической, взяла какую-то книгу, уселась к столу, на платье складки расправила.

- Проси.

Я мигом во двор, тяну за руку Костю. У дверей Костя поддул нижней губой свой чубчик, порылся в карманах, сунул мне кусочек настоящей кинопленки.

- Из «Чапаева».

Сейчас на скамейке мы рассматриваем на свет эту пленку. Только я имею право трогать ее руками, все остальные щупают глазами. Мы сгрудились, посапываем в уши друг другу, где-то внизу попискивает маленький Славик.

В кадре как живые Чапаев и Фурманов на мосту. Много кадриков, и все они одинаковые. Женька протягивает ножичек:

- Дели на всех.

Я уже было согласился, но вдруг Лева заорал:

- Да они же все разные! Смотрите! Смотрите!

И верно, если внимательно смотреть, то кадрики действительно все разные. Вот Чапаев чуть повернул голову, а вот уже голова повернута больше, а вот уже Чапаев совсем смотрит на Фурманова и чуть протянул руку. А потом рука протягивается все дальше и дальше, пока не встретилась с рукой Фурманова. И вот они уже поздоровались.