Владимир Чачин - Король с Арбата

- Лида! Готово? - кричу я вниз.

- Сейчас,- чуть слышно доносится до меня,-слезай.

- Давай их сюда,- прошу я.

- Я боюсь…

Вот это да! Конечно, она же не мальчишка, как же быть?

- Лидочка, попробуй, не спеша, только :вниз не смотри,- умоляю я.- А штаны через плечо и зубами придерживай.

- Не знаю… боюсь.

- Лидочка, ну я тебя очень прошу.

Внизу тишина. И вдруг я замечаю, как чуть-чуть задро-

жала пожарная лестница.

Я свесился и вижу, как, подняв голову кверху, прищурившись, медленно поднимается вверх Лидочка. Поднимется на одну перекладину и долго стоит на ней, тесно прижавшись к лестнице. Потом тихонько ловит рукой следующую перекладину и очень медленно поднимает коленку, подтягивается и опять долго стоит, как бы к чему прислушивается.

И вот она уже на последней ступеньке. Сейчас глаза широко раскрыты, на белом лице медные веснушки. Пальцы крепко впились в перекладину.

- Алеша, бери,- шепчет она.- Я боюсь шевельнуться. Я снимаю с ее плеча штаны и вдруг, сам не знаю почему,

целую ее в каштановую голову, а потом в лоб.

- Спасибо тебе, миленькая.

Лицо ее розовеет. Теперь веснушки уже из медных становятся золотыми и их почти не видно. Она тихо улыбается и смотрит куда-то вниз:

- Да ну тебя, сумасшедший!

Я справляюсь со штанами, говорю:

- Давай помогу спуститься.

- Не надо. Я уже не боюсь.

И снова загудела, задрожала лестница, но теперь уже бодро, уверенно, так, словно по ней спускаются настоящие пожарники.

Интересно все получается: чем больше я думаю о Лидочке, тем все дальше куда-то в туман уплывает Ларискино окно. А потом и вовсе исчезает.

Спят, сладко посапывают во сне мальчишки на крыше сарая. Отдыхают уставшие за день босоногие пятки. Ночь заботливо лечит дневные синяки, царапины.

Наш двор, наша Плющиха хороши рано-рано утром. Солнце нацеливается, долго выбирает, куда ему попасть. Пощупает наши одеяла -нет, не то. Конечно, чего же здесь интересно для солнышка: ведь одеяла дают на крышу самые драные.

Пошарит, ощупает, погреет солнышко подушку, задумается: тут что-то есть. А уж потом как прицелится, так и не отстанет.

Мы крутимся, а оно стоит на своем, не отходит.

Пахнет очень здорово мальчишками, нагретой ватой, подушкой и еще утром. Тетя Дуся убирает двор. Метлой туда, сюда, все вниз смотрит, нас не гонит.

Зашевелился Мишка, приподнялся. Смотрит на свое па-, радное. Я говорю ему:

- Привет.

- Чего?

- Привет! С добрым утром!

- Угу.

Ничего не понял Мишка.

- Посмотри-ка, ведь солнце!

- Где? - а сам все смотрит на свое парадное.

Вот и скрипнули Мишкины двери и по нашему двору идет Мишкин папа. Все такое голубое, и кубики в петличках.

Нас не видит. Кивнул только тете Дусе и к воротам.

- Папа! -крикнул вслед Мишка и скорее под одеяло. Остановился летчик, смотрит на крышу, улыбается, помахал нам планшеткой и ушел.

Мишка из- под одеяла выполз, оглядел нас всех важно, сказал озабоченно:

- Мух-то кругом сколько… Мы с ним согласились.

Наверное, у меня нет силы воли. Ночью решил одно, а вот сейчас утром опять нет-нет да и посматриваю на Ларискино окно. Прямо само притягивает.

Внизу шум какой-то. Громче всех кричит тетя Дуся. Метла на земле валяется, сама руками размахивает, а вокруг народ. Ларискин отец, и наш участковый милиционер дядя Карасев, и Мишкина мать, и еще какие-то люди.

Тетя Дуся нашего участкового за ремень тянет, на ларек показывает, кричит на весь двор:

- Я вот тут мету… Не смотрю по сторонам. Ты записывай… Потом смотрю, вроде как дверь открыта и метле мешает. Ты записывай… Глянула, а дверь-то открыта и замок под метлой. Вот он… Скореженный. Ты записывай.,.

Мы, конечно, все тут. Я Леву ищу. Он сейчас без очков, глазами хлопает, ежится в одних трусиках, мускулы на руках растирает:

- Ограбление, Алешка. Жулики.

Все на участкового дядю Карасева смотрят. Он в форме, у него кобура

- Надо бы акт составить,- это говорит Ларискин отец, заглядывая через дверь в палатку,- и бумажку куда следует.

- Собаку бы ищейку,- говорю я.

- Женька, тащи Короля! - кричат ребята.

- Тише, Ну-ка, тише, - хмурится дядя Карасев, - надо все по порядку.

Он расстегивает кобуру, вынимает из нее сначала бутерброд, потом вытягивает карандаш.

- Значит, тетя Дуся, виноват, гражданка Филимонова,, что вы, как первая, заметили?

Тетя Дуся - волосы под платок, по сторонам посмотрела, кашлянула:

- Вот, значит, я здесь мету… свой участок мету…

Мы в дверь ларька заглядываем. Там темно и очень вкусно пахнет. Дядя Карасев отогнал нас и опять занялся дворничихой.