Да, на посту я сегодня один. Только пост мой не считается удаленным, напротив, он по соседству с главной проходной. А на главной проходной наш главный охранник – сухопарый, зловредный мужичонка по кличке Геббельс.
Увы. Предыдущего начальника смены, добродушного, сонного еврейчика Давыдыча, уволило портовское начальство. Отчасти благодаря доносам Геббельса.
Классика жанра: Геббельс репрессировал еврея Ключевского. И всем стало не до смеха. Так что я сильно рискую.
К ночи Геббельс наверняка пропустит грамм сто пятьдесят, двести. Будет как угорелый носиться с проверкой по постам, размахивая пустой кобурой от пистолета… Ладно, все сделаем осторожно, Геббельс не поймет ничего.
С трудом дождался вечера. Дозу принял минимальную.
Через пятнадцать минут почувствовал знакомое опьянение и сухость. Резко расширились зрачки. И больше ничего. Только неудержимо клонит в сон. Обволакивает сном. Все сильнее и сильнее. Нет сил сопротивляться.
Я задремал.
Сны необычайно четкие, цветные. Никогда не было такой ясности в сновидениях. Снов много, сны сменяют друг друга с кинематографической быстротой. А иногда даже наслаиваются друг на друга. И тогда я вижу как бы два сновидения одновременно. Или вижу сновидение в сновидении.
Трудно подобрать слова. Нарушены все законы логики и хронологии. Сплошной цветной поток. Но вот из потока мой сновидческий ум выделяет одно сновидение. Его я переживаю с особой яркостью.
Комната. Небольшая, как бы потаенная комнатка. И в ней невообразимая, в обыденной жизни, компания. Компания большая. Но каким-то непонятным образом все свободно умещаются.
Мы сидим возле празднично накрытого стола. Во главе стола лидер «Евангельской общины Роза Мира» Николай. Рядом с ним его люди – Наташа, Константин, Анатолий (почти вся община). Тут же мои старые приятели по рокерским делам – Морбит, Ганс, Цеппелин, Содом… еще кто-то. На заднем плане Иван.
Вот я уже не сижу за столом, а стою возле входа в комнатку. Со мною Содом и Ганс. Мы курим. Николай страшно двигает челюстью.
– Курить, бесам кадить, – говорит Николай. – Но он меня не судит (почему-то одного меня, будто со мной нет Содома и Ганса), он меня прощает, потому как я и так теософское болото.
Передо мной возникает Константин. Молчаливый тихоня-очкарик начинает грубо толкать меня в грудь, выталкивать из комнаты.
– Иди домой, ты не наш, – приговаривает, словно зомби, Константин и продолжает толкать.
Пытаюсь перевести все в шутку. Ведь никаких конфликтов у меня с ним не было. Но меня почему-то не слушается мой собственный рот.
Мычу нечто нечленораздельное. В этот момент Константин выталкивает меня из комнаты вон. Сон обрывается. Дальше начинается реальность. (Лучше бы она не начиналась.)
Обнаруживаю себя на другом конце порта, где-то в полукилометре от того места, где мне положено быть. Я возле той самой проходной, на которой в первый раз употреблял Датуру.
Я растерян, если не сказать больше. Самым непонятным образом покинул свое рабочее место. Зачем? Как? Неужели я страдаю лунатизмом. Но как можно пройти полкилометра в состоянии лунатика?
Боже, что теперь будет?! В любой момент может нагрянуть с проверкой Геббельс. И что я ему скажу? А если он при этом в мои «птичьи» глаза с огромными зрачками заглянет? Поймет, что я под воздействием, невменяем. Тут уже не отделаешься объяснительной. Пожалуй, уволят.
Решаю зайти на проходную, позвонить Геббельсу, сказать, где я сейчас, ну, и что-нибудь придумать.
Нет, это не выход, что я ему скажу? Сказать нечего. Да и охранник на проходной также может меня заподозрить и сдать Геббельсу.
Прикидываю, сколько мне понадобится времени, чтобы добраться до своего поста. В этот момент ко мне приходит решение. Его мне как будто подсказали – надо попытаться лететь! Попробовать лететь!
Для этого достаточно разбежаться, хорошо оттолкнуться и прыгнуть в сторону мощного прожектора, метрах в пятидесяти от проходной. Как раз по направлению на мой пост.
Терять нечего. Разбегаюсь. Из последних сил прыгаю вверх. И не падаю! Где-то подо мной проносится столб с прожектором. Я лечу. Лечу в нелепой позе: ногами вперед и вверх. Но лечу.
Ощущение непостижимое. Весь полет продолжается от силы секунд десять.
Повернув голову набок, я вижу, как подо мной на бешеной скорости проносится пирс со стоящими кораблями, портовые краны, темная громада ремонтного цеха, весовая, портовской сквер, магазин.
Никакого сопротивления ветра я не ощущаю, только приятная ночная прохлада.
Читать дальше