Она догнала Агалаю, остановившуюся перед троном императрицы, и обе женщины одновременно присели в глубоком придворном реверансе.
- Ваше императорское величество, позвольте представить вам маркизу де Сент-Этьен, - произнесла мадам Ней и поднялась, а Елена по-прежнему осталась склоненной перед Марией-Луизой.
- Рада видеть вас при дворе, маркиза, - прозвучал молодой сильный голос. Французский язык императрицы был безупречен, и только очень чуткое ухо могло услышать в нем легкий акцент.
Елена поднялась, наклонила голову, поблагодарила и обе женщины вышли через боковые двери.
- Ну, вот и все, - весело сказала Аглая, - сегодня императрице представляют трех дам, и нас пригласили первыми - этим нам дали понять, что ты - почетная гостья. Поехали домой, нужно отпраздновать это событие.
Подхватив длинные бархатные шлейфы придворных платьев, дамы направились к выходу, и если бы не медленная величественная поступь лакея в императорской ливрее, шедшего впереди них, женщины, наверное, побежали бы. Разговаривать за спиной слуги было неразумно, поэтому подруги переглянулись и в молчании прошествовали до экипажа.
- Ну, как тебе молодая императрица? - полюбопытствовала Аглая, как только они оказались внутри кареты.
- Знаешь, мне она показалась не столько красивой, сколько породистой, как благородное животное, если так можно выразиться о человеке, тем более о женщине.
Елене было неудобно, но именно это ощущение осталось у нее от взгляда на Марию-Луизу.
- Ты права, император был одержим желанием стать «племянником» казненного короля, ведь Мария-Антуанетта приходится родной теткой отцу молодой императрицы. Но нужно честно сказать: покойная королева была несравненно прелестнее своей внучатой племянницы. - Герцогиня задумалась, потом добавила: - Впрочем, император ее любит, как любой стареющий мужчина любит молодую жену. И весь двор сплетничает о том, что он по нескольку раз на дню задирает Марии-Луизе юбку. К счастью, она оказалась страстной женщиной, достойной дочерью своего отца, сейчас живущего уже с третьей женой и имеющего тринадцать детей.
Карета остановилась у крыльца дома на улице Гренель, к которому Елена на удивление быстро привыкла и уже считала своим.
- Нас, наверное, ждет Доротея, - сказала она Аглае, - ведь сегодня праздничный обед.
Обе женщины, двумя руками поддерживая длинные, расшитые золотом шлейфы, направились в маленькую уютную столовую. Комната, обставленная светлой ореховой мебелью, с большой картиной, висевшей над камином и изображающей главный дом имения маркизов де Сент-Этьен под Дижоном, очень нравилась новой хозяйке. Стол был уже накрыт на троих, и за ним сидела как всегда прелестная графиня Доротея. Она встала навстречу подругам и обняла Елену.
- Поздравляю, наконец, ты - полноправный член общества; хотя влияние ты приобрела во дворце Жозефины, официально ты признана только после визита к Марии-Луизе, - глаза Доротеи светились веселым любопытством, и она спросила: - Во что на сей раз была одета наша австриячка?
- Ты знаешь, я смотрела на ее лицо, поэтому наряд не очень внимательно разглядела. Платье было белым с вышитыми золотыми пчелами, а юбка-трен, по-моему, темно-красная, сплошь расшитая золотом - про остальное спроси у нашей герцогини, она тебе лучше расскажет.
- Достаточно обсуждать императрицу, она как всегда была увешана бриллиантами, на которые можно купить, по крайней мере, Италию. У своего папочки она такой роскоши никогда не видела, - заявила Аглая и уселась рядом с подругой. - Где праздничный обед?
Елена распорядилась подавать на стол, и женщины весело провели время, обсуждая планы на ближайшие дни.
Три месяца пролетели как один миг. Молодую маркизу де Сент-Этьен закружил круговорот светской жизни. После бала в Мальмезоне и приема в Тюильри она пользовалась огромным успехом. Все превозносили красоту и очарование Звезды Парижа. По совету Аглаи, она больше не отказывала кавалерам, а танцевала на балах. Императрица Жозефина взяла ее под свое покровительство и приглашала в Мальмезон не реже раза в неделю, Доротея рассчитывала на нее, устраивая праздники в доме Талейрана, а Аглая просто возила подругу везде, где бывала сама, чтобы не быть одинокой.
Мудрый Талейран, как всегда, оказался прав: прозвище, данное Елене Наполеоном, прилипло намертво, и в этом сезоне было необыкновенно модным иметь отношение к Звезде Парижа. Мужчины увлекались ею и старались привлечь ее внимание, но положение вдовы имело свои преимущества, и Елена никого не принимала у себя дома, кроме своих подруг, охлаждая пыл мужчин несколькими словами о том, что, уважая память мужа, она не принимает ничьих ухаживаний. Маркиза объявила, что ей можно передавать только цветы, и букеты десятками приносили в дом на улицу Гренель с утра до позднего вечера.
Читать дальше