Таэль Абзалова - Фантазм

И сдавался, снова звал, говоря себе, что лучший способ борьбы с искушением - поддаться ему. Насытиться так, чтобы тошно стало! Чтобы не захотелось никогда больше…

Тошно - было! Видеть, как стелется под него мальчишка, послушный каждому жесту, ласкается к хозяину прикормленной бездомной кошкой, трется щечкой о руку… Все равно к кому, лишь бы кормила и не била.

Было, было! Тошно знать, что все равно тебе нужно видеть, осязать, ощущать его подле себя…

Айсен! Его бессонные ночи, когда даже после Ахмади Низама, к которому отправил в приступе отчаяния и злобы на себя, лежал без сна, едва удерживаясь, чтобы не подняться и выкрикнуть в темноту имя…

Эй, ты, там… К ноге, лежать, отдаться!

Спуститься самому. Взять, осушить прозрачные слезки, - хозяин добрый, хозяин доволен… Хозяин тебя трахает.

Нравится?

Невыносимо!

Что искал и что увидел в его глазищах перед тем, как отослать навсегда?

Безразличие. Равнодушие. Пустота… Какая-то искра дернулась, - но ее было мало и она угасла, не встретив поддержки.

Так тому и быть! Хватит… Когда бутылка рядом, пьяница не удержится, а наркоман - тем более!

Он - врач. Диагноз он выставил им обоим.

А что толку?

Первые дни он не был дома не потому, что избегал нового счастливого владельца своего котенка (что тому еще надо было?!). Просто не мог находиться там, где его больше не было!

А это чувствовалось сразу. Нет… Ни в одной комнате. Ни за этой стеной, ни за следующей. И никуда его никто не посылал, и твоя беда не вернется через четверть часа, чтобы спросить, что было угодно господину… Вообще не вернется. Постель, на которой он спал, убрана, комнатка, где его невольник жил - пуста, ни одной вещи не осталось, ни запаха, ни звука… словно его и не было.

Не было… Слава небесам, привиделось в угаре!

Благородный лекарь впервые наорал на прибравшегося старика-раба, который достался ему еще от учителя вместе с домом: ни за что, за какую-то мелочь… Едва не убил, если по-честному.

Это была ломка, хуже, чем отвыкание от черного опиума тяжелого больного, разве что он не ползал на четвереньках, не пускал слюни и не выл в потолок! Потом Фейран успокоился, поздравил себя с железной твердостью выдержки, и, вернувшись в Фесс из последней отлучки, первым делом отправился выяснять, не перепродал ли Филипп кому-нибудь мальчишку.

Ненадолго этой выдержки хватило!

И не перепродал. Зато описание тяжбы между купцом Кером и командором дес Фонтейн оказалось весьма познавательным! Настолько, что Фейрану еще долго снились кошмары с участием Айсена и его первого хозяина.

О чем он думал весь долгий путь по святым местам? Уж не о святом Пророке и сурах Корана! Кому признаться, кто поймет, как запрещал себе искать между строк в письмах брата упоминание о своем «подарке»… И тем более, какими потугами мучился, чтобы не выдать своего недуга! Уже поздно было сознаваться, что его преследовали эти глаза: ясные, чистые… то темнеющие, как сапфиры, то становившиеся прозрачней небесной выси в полдень. Глубокие, как сам океан…

Он видел их везде, узнавал своего раба в каждом похожем и непохожем мальчишке… Фейран даже попробовал научиться смирению: к чему возроптал против посланного Создателем?! Жил бы сейчас маленький игривый котенок в его доме, а уж узнал бы он другого мужчину или нет - это от его хозяина зависит! Был бы всем доволен, счастлив по-своему…

А теперь только и остается, что утешать себя, что брат его человек достойный и не бросит мальчишку ни в какой ситуации.

Время шло, Фейран не только примирился с мыслью, что он равно способен испытывать влечение как к противоположному полу, так и к своему собственному. Он титаническими усилиями убедил себя, что суть именно в этом, а синеглазый миловидный мальчик просто первым пробудил в нем подобные наклонности своими особенностями.

Ведь, верно: встреться он с Айсеном иначе, будь мальчик сыном кого-нибудь из его знакомых, соседей, просто юношей, которого он увидел на улице, разве взбрело бы ему в голову представлять с его участием подобные сцены? А и взбрело бы - посмел бы хоть пальцем тронуть? Верно?

Однако вновь обретенное подобие душевного равновесия не помешали хаджи, забыть о милосердии и заповедях Пророка и выполнить ампутацию руки, затягивавшей петлю на горле насилуемого ребенка, в день, когда по стечению обстоятельств на его столе в полевом лазарете под Удждой оказался сэр Магнус.

Угрызения совести хаджи эль Рахмана не посещали по сей день. Рука и без того была повреждена серьезно, возиться с нею - времени не доставало. Желания - тем более… Само собой, что рыцари выкупили своих, но командору дес Фоентейн тогда уже нечем было держать меч. Как впрочем, и удавку…